Пока дышу, я твой

Треск телефонного аппарата внезапно ворвался в чудесный мир прикосновений и ощущений, и Соренза еще некоторое время стояла как оглушенная, пытаясь определить, сколько времени длилось это сладостное сумасшествие. Пока автоответчик принимал чье-то сообщение, касающееся счетов, Николас мягко произнес:

— Я бы не целовал вас так, будь у меня другая. Пригласил бы в ресторан или еще куда-нибудь, но все осталось бы на деловом уровне.

— Платоническая дружба? — попыталась пошутить Соренза, но в голосе ее явственно слышалась дрожь.

— Да.

Правду ли он говорит? Она посмотрела в его проницательные серо-зеленые глаза и поняла, что не знает. Когда-то она уже поверила влюбленному взгляду — и ошиблась. Воспоминание острым жалом кольнуло в сердце и вызвало судорогу боли на лице.

Николас в который уже раз прочитал ее мысли.

— Но рано или поздно вам придется поверить.

— Почему придется? — не поняла Соренза.

— Потому что вы слишком красивы и желанны. Кем бы он ни был, Соренза, и что бы он ни сделал, ваше будущее в ваших руках, и вы сами сделаете его таким, каким захотите. Вы так не думаете?

Эйфория от его страстных объятий и нежных поцелуев улетучилась, и она вдруг тихо сказала:

— Его звали Саймон Труман…

— И?

— Мы познакомились, когда мне едва исполнилось восемнадцать. Я вышла за него замуж в девятнадцать, а год спустя развелась. — Она с вызовом и болью посмотрела на Николаса. — Вот и все.

— Еще студенткой? — мягко, но настойчиво уточнил он.

Соренза кивнула. Больше она не скажет ни слова.

Николас Доуэлл, пятнадцать долгих лет вращавшийся в мире большого бизнеса, научился контролировать свои эмоции, и это помогло ему сохранить бесстрастное выражение лица.

— Он сделал вам больно?

Это был вопрос, на который — Николас знал это — он не имел права.

— Я не хочу об этом говорить.

— Хорошо, — спокойно согласился он. — Но все, что я сказал раньше, правда. Этот Труман — ваше прошлое, а вы должны жить настоящим.

Он не понимает, о чем говорит. Соренза посмотрела на него долгим задумчивым взглядом. То, что она пережила, — страшно, но ужаснее всего, что это случилось с ней в восемнадцать лет.

— Вы консультировались с психоаналитиком? — спросил Николас через несколько секунд.

— Полагаете, что никто и шагу не может ступить без психоаналитика? — с раздражением бросила Соренза и чуть мягче добавила: — Кажется, я уже сказала, что не хочу это обсуждать.

— Но вы хоть с кем-нибудь делились своими проблемами?

Сорензе не хотелось ни секунды думать о Саймоне. Ее тошнило от воспоминаний о нем. Она тяжело сглотнула и отчеканила:

— Предпочитаю никогда этого не делать.

Расскажи она кому-нибудь правду, ей бы все равно не стало легче. Даже сейчас, когда прошло десять лет, она бы так не поступила. Есть вещи, о которых рассказывать другому человеку просто унизительно.

— Я совершила большую ошибку, выйдя за него замуж, и это все, что вам надо знать.

Черт возьми, она так ничего и не рассказала! Николас ничем не выдал своего разочарования.

— Да, вы правы, — с легкостью произнес он. — Однако вернемся к нам с вами…

— К нам с вами? — недоуменно спросила Соренза. — Но нет никаких «нас с вами»!

— Еще как есть! Вы можете называть это как угодно, но ваше тело с самого начала знало, чего хочет, даже до того, как ваш разум понял это, — бархатным голосом произнес Николас, многозначительно подняв бровь.

— Вы имеете в виду секс, — заявила Соренза, — и больше ничего.

В его глазах вспыхнул игривый огонек.

— А что в этом плохого, моя кошечка?

— Пожалуйста, не называйте меня так. Все обращаются ко мне по имени.

— Но я не все, — медленно произнес Николас. — Не так ли?

Так! Ее кожа покрылась мурашками.

— Кроме того, ваше красивое имя у всех на устах, оно всем привычно. А «кошечка» звучит мягко и тепло, и чертовски сексуально. Впрочем, давайте же наконец закончим выяснять отношения, — предложил он. — Белл уже, наверное, заждалась нас.

— Не могу поверить, что вы буквально напросились к ней на выходные, — расстроенно произнесла Соренза.

— Да, это так, — довольный собой подтвердил Николас. — А кроме того, вам придется поверить, что вы еще ничего не видели в жизни, Соренза.

5

Теплым июньским вечером, когда в воздухе, напоенном ароматами лета, слышался звонкий щебет птиц, автомобиль Доуэлла подъезжал по мощенной булыжником аллее к дому Изабелл и Джорджа Даймонд. Соренза всю дорогу предавалась грустным размышлениям и была рада, что ее спутник молчит и ей ничего не надо говорить. Она не рассказывала Николасу о жилище кузины, и, когда его взору открылась лужайка, а на ней роскошный особняк, увитый розами, он в восхищении произнес:

— Вот это да!

Слова Николаса несколько ослабили напряжение, возникшее между ними во время пути.

— Чудесно, правда? — сказала Соренза и добавила: — Позади дома есть еще изумительный цветник, где растут нарциссы и тюльпаны. Это место всегда казалось мне раем на земле.

— Легко могу поверить, — кивнул Николас. — Однако подобный особняк дорого стоит, — заметил он, глядя на вход с колоннами и огромные окна. — Я и не подозревал, что преподавателям университета так хорошо платят.