Читаем Пока дышу... полностью

— Нет-нет, спасибо. — Она отодвинула коробку. — Я к вам, Сергей Сергеевич, по делу.

— К вашим услугам, — суховато сказал Кулагин и слегка наклонил голову. — Всегда рад деловому разговору. У нас ведь, у старых людей, не много времени осталось на болтовню. Впрочем, конфеты и серьезному разговору не помешают.

Как ни готовилась Крупина к этому посещению, как ни обдумывала, с чего начнет, именно начать ей было трудно. «Самое главное, чтоб он не оказался, как всегда, прав». Нижняя губа у нее дернулась, но усилием воли она сдержала нервную дрожь.

— Вы не подумайте, что я пришла защищать Горохова, — сказала она, с ужасом чувствуя, что краснеет. — Возвращаться в клинику ему действительно ни к чему.

— Еще бы! — усмехнулся Кулагин. Ему полегчало, едва она назвала имя Горохова. Тут он чувствовал себя вполне уверенно.

— Впрочем, — помедлив, продолжала Тамара Савельевна, — он и сам никогда бы, я думаю, не согласился к нам вернуться после того, что произошло. Сейчас не о нем разговор — о вас… И не подумайте, ради бога, что именно история с Федором Григорьевичем подтолкнула меня. Этот разговор рано или поздно, но состоялся бы все равно. Поймите меня правильно. Вы для меня не только старший товарищ, мы ведь еще и коммунисты. И мы должны быть откровенны.

— Когда же ты подашь наконец чаю? — крикнул Кулагин, не замечая уже злого нетерпения в своем голосе. И тут же обратился к Крупиной: — Извините, дорогая, пойду потороплю свою половину. Питух из вас, вижу, плохой. — Он кивнул на недопитый коньяк в пузатой рюмке.

Выйдя в коридор, Сергей Сергеевич закрыл за собою дверь, но до Тамары Савельевны донесся его злой голос.

«Может быть, мне уйти?.. — мелькнула мысль. — Нет, теперь уже не уйду…»

— Мне очень жаль, что я заставил вас долго ждать, — полностью овладев собой и снова благодушно улыбаясь, сказал Кулагин, вернувшись. — Там моя мадам каким-то детективчиком увлеклась, так что чай будем пить вдвоем. Не возражаете? Прошу в столовую, там удобнее. Я, кстати, и телефон выключил, чтоб не мешали.

— Спасибо, — тихо сказала Тамара Савельевна, избегая его взгляда, и прошла в столовую.

— Ну вот, теперь мы можем спокойно разговаривать, — удовлетворенно, как будто только в этом и было дело, сказал Кулагин, садясь против нее и придвигая вазочку с вареньем. — Прошу вас…

— По всей вероятности, я буду говорить не очень связно, — начала Тамара Савельевна, — но я хочу сказать, что вы не имели права так поступать с Федором Григорьевичем…

— Что же вы остановились? — перебил ее Кулагин, хотя она и не думала останавливаться. — Я рад поговорить с вами, тем более что по партийной линии вы ведь мне начальство. И уважаемое, смею сказать, начальство. И я горжусь, что в свое время рекомендовал вас в партию, душа моя!

«Только бы он опять не оказался во всем правым!» — как заклинание, мысленно твердила Крупина. А вслух сказала:

— Вы были обязаны — и так все говорят, а не только я — собрать совещание, выслушать мнение всех сотрудников клиники, а не решать единолично. Вы же сами говорили, Сергей Сергеевич, что в серьезных вопросах не должны преобладать эмоции. — Тамара Савельевна впервые за все время разговора нетерпеливо и требовательно взглянула в глаза Кулагина. Он ответил ей бесстрастным, как в бронь закованным взглядом. — Ведь, убирая Горохова, вы ударили по всем врачам. Вы дали этим понять, что будете карать любого, кто воспротивится вашей воле. Вы можете, конечно, спросить, почему, мол, до Горохова подобных серьезных просчетов в клинике не было. Да потому не было, что ваше слово — для всех закон, и никто не смел даже и думать без ваших указаний, тем более действовать, делать что-то рискованное, новое. Был хозяин и были работники, служащие, сказать точнее…

Кулагин не спешил с ответом, но улыбаться перестал. Он молчал, вертя в пальцах чайную ложку. Замолчала и Тамара Савельевна.

— Вы кончили? — спросил наконец Сергей Сергеевич.

Она кивнула.

— Признаться, меня несколько удивляют ваши слова, — заговорил Кулагин после довольно долгой паузы. — Месяца три-четыре назад на партийном бюро вы говорили по-другому. Словно кто-то вас подменил. Удивительно, что именно вы… Впрочем, вы и сами, кажется, не очень надеялись на Горохова, если послали мне телеграмму? Признавайтесь!

— Значит, вы все-таки ее получили? — быстро спросила Крупина.

— Я этого не сказал. В клинике мне сообщили, что вы посылали. И тем более странно, что вы так быстро перестроились. Но когда же вы были искренни — тогда или сейчас? Допускаю, что сейчас. Я далек от мысли, что прежде вы заискивали передо мною, — упаси бог! Но сейчас вы видите во мне только плохое. А Горохов в ваших глазах, естественно, герой. Но вспомните, Тамара Савельевна, сколько раз я его спасал от неприятностей! Вспомните хотя бы историю с попом, которому он отвел отдельную палату! Вы ведь тогда и внимания на это не обратили, — укоризненно сказал Кулагин, заметив, что Крупина недоуменно пожала плечами. — А его разнузданность в быту? Может, вы и этому не придаете значения? Вы же к нему так снисходительны!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза