Пока есть просекко, есть надежда

– Конечно, такой человек как граф Анчилотто был способен на какую угодно выходку: принести с собой пятнадцатилитровую бутыль навуходоносор, чтобы напиться каким-нибудь особым способом, например…

– Секондо, опомнитесь! Кто, по-вашему, мог подмешать графу в шампанское снотворное? Кому это было выгодно? Международной корпорации по производству игристых вин?

На успев договорить, Стуки уже пожалел о сказанном: бармен посмотрел на него с плохо скрываемой враждебностью.

– Продолжайте шутить над покойником, продолжайте…

– Может быть, вы располагаете конкретными фактами? – поспешил исправить неловкость Стуки. – Или вы так хорошо знали этого человека, что категорически исключаете временное помешательство?

Секондо надолго замолчал, казалось, он старался что-то вспомнить. Внезапно его прорвало:

– Граф любил женщин, вино, конечно же. Еще ходить пешком и смотреть на огонь. Такой человек может совершить самоубийство?

– А и вправду, – подумал Стуки и, поднеся к глазам бутылку, прочитал: «Edamus, bibamus, gaudeamus» – «Давайте есть, пить и наслаждаться!» У этого господина Анчилотто на всех бутылках были надписи на латыни?

Бармен не удостоил его ответом.

– Завтра бар будет закрыт, – объявил Секондо, – я иду на похороны.

– Закрыт? Целый день? То есть завтра никаких тефтелей?

– Это самое малое, что я могу сделать, чтобы почтить память графа.

Надо же!

– А где он жил? – спросил Стуки.

Секондо произнес название города с такой торжественностью, будто речь шла о священной реке: Чизонди-Вальмарино. Именно там, где Стуки провел полную загадок ночь! «Ведьмы», – инспектор на секунду мысленно вернулся к сестрам из переулка Дотти.

– Я тоже завтра пойду на похороны, – сказал инспектор Стуки.

Это было одним из тех внезапных решений, о которых никогда не знаешь, откуда они берутся. Или все-таки знаешь?

18 августа. Вторник

На похоронах господина Анчилотто, казалось, собрался весь город. В церкви яблоку было негде упасть. Первые ряды церковных скамей занимали ученики младших классов, за их спинами расположились подростки. Дальше сидели мастера-бондари, пожилые сомелье и энологи[9] – выпускники славной школы виноделов с полуторавековой историей, находившейся в соседнем городе Конельяно. Также было много стеклодувов, работников питомников, не говоря уже об агрономах, ампелографах[10], специалистах по корневой системе и фитопатологах – тех, которые воюют с вредоносными микроорганизмами, атакующими виноградную лозу. Большая часть многоликого мира вина собралась здесь в этот час, чтобы почтить память безвременно ушедшего прославленного рыцаря просекко. Среди остальных выделялись массивные фигуры торговцев и прессовщиков винограда: создавалось впечатление, что они уже сейчас ощущали на своих плечах тяжесть ожидающего их изнурительного труда во время предстоящего сбора урожая. Все присутствующие были одеты по случаю – в темные одежды строгого покроя; у всех грустные лица, сложенные на коленях руки. Тем не менее порой можно было услышать кое-какие перешептывания о делах, раздавалось тихое «по рукам», сопровождавшееся рукопожатием, – условный знак только что заключенной сделки, называлось количество литров, пробок, этикеток, бутылок, а также названия больших ресторанов, которые покупали вино по отличной цене.

Инспектор Стуки стоял в дальнем углу церкви, у самых дверей. Бармен Секондо сидел в первых рядах, среди детей и немногочисленных дальних родственников покойного графа, который и сам в свое время не позаботился о продолжении рода, и его предки, судя по всему, были не очень-то плодовиты. Когда гроб выносили из церкви, словно разрезая ожидавшую у входа толпу на два крыла, Стуки представил, что вот сейчас все поднимут высоко над головой бокалы с пенящимся вином и выпьют за короля виноделов. Но ничего подобного не произошло: в абсолютной тишине люди выстроились за гробом, и длинная молчаливая процессия двинулась по улицам города по направлению к кладбищу.

И все же, по ощущениям инспектора, основной коллективной эмоцией, царившей на похоронах господина Анчилотто, была не горечь утраты, а, скорее, удивление. Стуки не знал, что и думать: было ли это доказательством того, что граф в своей жизни не был ни к кому слишком привязан – впрочем, как и другие к нему – или, наоборот, он наконец-то избавил сограждан от своего обременительного присутствия.

Стуки не вошел на кладбище, он остался у ворот и принялся рассматривать припаркованный неподалеку старый желтый автомобиль, похожий на нью-йоркское такси. Он слышал слова патера, которые, отдаваясь эхом в горячем воздухе, словно парили над холмами. Инспектор заглянул через кладбищенскую ограду. Его внимание привлекла группа мужчин в красных накидках, которые окружили могилу, чтобы попрощаться с усопшим.

– Кстати, что это было? Какое-то Братство просекко? – вспомнил об этом Стуки уже по дороге домой, исподтишка наблюдая за Секондо, который сосредоточенно вел свой старый «мерседес».