Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса

Как офицер связи, я должен был работать с иракскими подразделениями в нашей зоне и выступать в роли советника. Даже в описанной выше атмосфере меня изумил хаос, царивший в иракской армии. По бумагам проходили сотни людей, они получали от Америки зарплату, но при этом ни разу не явились на службу и, возможно, вообще не существовали в природе. Большинству отрядов не хватало вооружения, а тем, у кого с оружием был порядок, недоставало боеприпасов, — и это при том, что уровень насилия был чрезвычайно высок. Ни дня не проходило без нападения, и часто на один патруль приходилось по три-четыре происшествия. Заминированные автомобили. Самодельные бомбы. Снайперы и вооруженные шайки. Смертники в жилых помещениях, на транспортных КПП и в очередях за жалованьем, угрозы убить наших жен и детей, перестрелки на многолюдных улицах. 4-я Иракская бригада больше года теряла людей, и дисциплины в ней не было и в помине. Одни массово дезертировали. У других был невидящий взгляд страдающих военным неврозом. Третьи зыркали так, будто жаждали выследить каждого подозрительного «мятежника» — в данном случае суннита — и задушить голыми руками.

Ситуация была аховая, особенно для кучки плохо обученных бойцов, сражающихся не за свое облажавшееся правительство, а в основном за деньги. Южный Багдад был главной зоной столкновения разных этнических и религиозных групп: население почти поровну делилось на суннитов и шиитов, но иракские военные почти поголовно были шиитами, и очень скоро стало невозможно определить, кто прав. Однажды смертник взорвал в шиитской мечети — кричащие матери, окровавленные дети, трупы ни в чем не повинных торговцев посреди улицы. Через два дня мы обыскали другую шиитскую мечеть и обнаружили тайник с оружием, которого хватило бы на целый батальон. В задней комнате мы нашли фотографии — на них суннитов пытали, обезглавливали и выжигали глаза привязанным к стульям пленникам.

Когда я ехал на «Хаммере» с журналисткой из «Нью-Йорк Таймс» Сабриной Тэвернайс, то получил радиосообщение, что важная операция иракской армии по зачистке выродилась в сектантскую агрессию: солдаты выволакивали суннитов из домов и избивали на улице. Мне удалось скрыть эти факты от репортерши, а когда она спросила, в чем дело, я сказал:

— Эти иракские отряды не готовы к военным операциям, их вообще не должно там быть.

Когда эта цитата оказалась на передовице «Нью-Йорк Таймс», командующий танковыми батальонами 2-70 вызвал меня к себе.

— Нам такая огласка не нужна, — сказал он мне. — Отныне давайте только позитив.

Я не знал, что и думать. Запросил у полковника Макмастера разрешения задержаться в Южном Багдаде на два месяца, чтобы наладить в иракских войсках хотя бы элементарную организацию и помочь новым американским советникам. Раньше я верил в миссию Америки — даже тогда, когда обнаружил, насколько глубоки проблемы у «союзнической» армии Ирака. Но когда на улицах начались избиения, стало ясно, что в южном Багдаде идет гражданская война. Иракское правительство развернуло кампанию против суннитов — зачистку по клановому и религиозному признаку, — и армия США оказывала в этом всяческую помощь и поддержку. Неужели командование этого не знало? Или же его не волновала неготовность иракцев к бою и их нравственные принципы, пока по документам проходит необходимое ему количество солдат? И что, черт возьми, они хотят, чтобы я сказал?

Когда я присоединился к штабу полковника Макмастера в провинции Ниневия, к северо-западу от Багдада, я был физически и духовно истощен. Полк нес значительные потери, и я перестал понимать, за что эти люди борются и умирают. Мы помогаем иракцам? Мы делаем мир безопаснее? Мы спасаем жизнь будущих поколений (думается мне, главная задача армии в этом, а вовсе не в убийстве мягкосердечных либералов)? Жестокость зашкаливала, репутация американских войск в глазах местного населения была подорвана сильнее, чем когда-либо, а конечные цели войны были туманны как никогда. И все же верхушка продолжала твердить одно и то же: у нас правильная стратегия. У нас достаточно людей. Мы выиграем эту войну.