Пока Фрейд спал

В зависти есть определяющее свойство: понимание, что ты лучше не сделаешь. К чему лукавить? Ежели коллега, сидящий в соседнем кабинете вашего офиса, быстрее отправляет документы, чем ты, он вызывает зависть. Но завистливый человек при этой мысли моментально останавливается в развитии умения отправлять документы – это бьет, в конце концов, по самолюбию. Ну раз уже лучше его не сделаешь, то можно выбрать другой вариант работы. Может быть, более эффективный. Вот тогда-то зависть и заявляет о себе: раз он такой умный, то я окажусь умнее его.

3

Философ Жан Бодрияр был прав, когда представлял наше общество в виде большого супермаркета. И человеческие отношения уже стали не те, и потребности упростились. Но если избавиться от морализаторского пафоса и посмотреть на ситуацию просто – скажем, с точки зрения посетителя магазина, – то можно обрадоваться обилию товаров. Не хочешь шоколад – возьми кукурузу. Не хочешь кукурузу – возьми мороженое. Это ведь так просто! И в потреблении не возникает никакой зависти!

И если допустить, что в наше время человек тоже стал товаром (как бы это печально ни звучало, но давайте называть вещи своими именами), то и зависти практически нет места. Если у твоего друга красивая девушка, а ты все еще ходишь в холостяках и гуляешь в парке один, покупая вместо мороженого хлеб для уточек, то расстраиваться нет нужды, как, впрочем, и завидовать. В магазине под названием «жизнь» всегда найдется для тебя товар – может, и получше, чем у друга, но чуть дороже, а может, достанется даже со скидкой.

«Зависть порождает раздор среди людей», – говорил Демокрит. Иногда этот раздор перерастает в гонку вооружений, иногда – в горячую войну, иногда – в элементарную драку. Но так было до того, как, согласно пророческим словам политолога Фрэнсиса Фукуямы, произошел «конец истории». Это раньше существовало обилие культур и государств, представлений о добре и красоте, но сейчас во всем мире победил один шаблон – тот самый супермаркет, который сгладил различия и привел человеческие потребности к общему знаменателю. История, какой мы ее знали доселе, была в какой-то степени историей зависти. Теперь же нечему завидовать. Как сказал Бернар Вербер, джинсы сделали то, что не смог сделать годами социализм, – они уравняли людей. А разве при равенстве бывает зависть?

4

Но оставим все эти философские концепции философам – им-то уж точно никто не завидует: каждодневно проблематизировать свою жизнь и жизнь окружающую могут лишь отпетые безумцы. Поговорим о реальном положении дел.

Допустим, есть человек, о котором в обществе сплетничают: «Вот чудак, вот позер!»

Общество, признаемся, обременено пороками не меньше отдельно взятого индивида и массово эти пороки плодит. А массе, хоть убей, ну, не нравятся люди выделяющиеся. Как-то это неприлично, что ли. Стоит представителю, скажем, общества любителей пышных париков прийти на очередное заседание с накладной лысиной, как тотчас же разразится скандал.

– Где это видано?

– Да как он посмел?

– Совести у него нет!

А человеку только и всего, что захотелось приодеться по-другому. Обрыдла одинаковость. Что в ней хорошего – в одинаковости этой?

А Стендаль, этот великий прозорливец, в своем романе «Красное и черное» писал про общество, которым был окружен главный герой: «Горе тому, кто блеснет своеобразием в разговоре». И ведь не старался герой его книги выделиться узорной татуировкой или новым цветом волос (хотя для XIX века это стало бы беспрецедентной выходкой), он всего-навсего знал Святое Евангелие наизусть и очень складно говорил. Звали его Жюльен Сорель, воспитывался он, подобно Иисусу, в безвидной семье плотника, выучился самостоятельно, а дальше начал всех раздражать. Почему не стал плотником? Отцу, надо понимать, нужна помощь – иных причин иметь детей в дремучем крестьянском девятнадцатом столетии просто не было. Ан нет, захотелось ему пойти по сложному пути, выбирая между авторитетной профессией священника или военного. Выбиться в люди решил, шельмец!

А как только выбился в люди, так сразу и начал всех учить. Это чувство испытывал, пожалуй, каждый исхудалый студент, случайно обронивший в разговоре осколок своего образования. «Какую чушь говорит этот сопляк! – возмутятся старики. – Он смеет претить устоявшимся мнениям». И не нужно было получать ему это никчемное образование, сидел бы тихо и смирно, веря в то, что Земля стоит на трех китах.

И нет бы позавидовать такой прыти, такому желанию обогатиться знаниями. Но разве кто-то в самом деле верит в существование «белой зависти»? Наивные глупцы – белой завистью завидуют лишь мертвецам, потому что они более не произнесут ни мало-мальски живой мысли, ни какой-либо другой.

5