«И в змеином взоре, коим Империа смерила беглеца, желая его унизить, была начертана его смерть. (…) А наш туренец, нимало не обращая внимания на гнев Империи, выскользнул из дома, как побитый пес, которого отогнали от господского стола. Из груди г-жи Империи вырвался стон; в тот час она бы жестоко расправилась со всем родом человеческим, будь это в ее власти, ибо пламя, вспыхнувшее в ее крови, бросилось ей в голову, и огненные искры закружились в воздухе вкруг нее. И немудрено – впервые случилось, что ее обманул какой-то жалкий монах».
Жертвам обмана не позавидуешь, а вот его устроитель в глазах читателя неизменно пользуется уважением – каков ловкач! Обманывать умеют лишь умные люди, и образованные французы знали это, как никто.
4
Часто к обману обращаются во имя любви. Сейчас, может быть, не столь актуальны сословные различия в любви, но раньше это всегда становилось камнем преткновения! А ведь сердцу не прикажешь. Любовь шире феодальных предрассудков. Простолюдину приходилось облачиться в царские одежды, чтобы завоевать сердце принцессы. Обман, разумеется, раскрывался, первое время женская вспыльчивость давала о себе знать, но затем градус ссоры понижался, и влюбленные сходились навсегда.
В комедии Лопе де Вега «Аркадия» шут Карденио, спрятавшись за статуей Венеры, вещает всем собравшимся в храме голосом богини, что нельзя женить Белису на немилом ей богаче. Прибегает он к этому фокусу затем, чтобы, по страстной испанской традиции, подлинная любовь победила расчет. Хороший финал – это не когда женщина выходит замуж за обеспеченного мужчину, живет с ним в загородном доме, имеет свою машину, ходит в самые дорогие магазины одежды и покупает исключительно фирменные вещи. Такой финал хорош для простой жизни, но не для жизни в искусстве! Поэтому женщина всегда выбирает нищего, но любимого. Потому что деньги – дело временное (сегодня они есть, а завтра нет), а любовь – вечное. По крайней мере, так считали жаркие испанцы, судя по всему не ведая, что и любовь бывает мимолетной.
Несчастные.
Впрочем, любовь ли это? Или всего лишь страсть? Или просто-напросто обман? Рассуждая о любви, можно уйти в бесконечные умозаключения, поэтому оставим ее, любовь, в стороне. Зачастую, осознавая никчемность своей жизни, нам хочется полюбить хоть кого-то, и мы намеренно обманываем себя, чтобы не быть одинокими и несчастными.
Вообще обман – это и безукоризненный терапевтический прием. Наслушаешься иной раз всяких философов и впадешь в тоску: уж насколько мир несовершенен, настолько судьба несправедлива, настолько наша жизнь бессмысленна, что и распрощаться со всем этим захочется. Однако, обманывая себя, что жизнь хороша, мы живем, в общем-то, неплохо. Не прислушиваемся к упадническим голосам, жизнерадостно смотрим в будущее, и помогает нам в этом обман.
Может, и любовь в каком-то смысле – это взаимный обман. И чтобы любовь длилась всю жизнь, нужен труд подлинного художника жизни, мастеровитого театрального актера, ибо обман позволяет отношениям не затвердеть, беспрестанно обновляя их. Что было бы, если бы мы друг другу говорили только правду? Мы быстро бы заскучали от элементарного перечисления трюизмов: ну да, мы потолстели, да, меньше стали зарабатывать, чувства уже не те. Нет уж – пусть лучше супруги продолжают оставаться супергероями друг для друга, представая в различных ипостасях: в понедельник он – пианистом, а она – медсестрой; во вторник он – футболистом, а она – учителем, и так далее.
Вообще говоря, перевоплощения – изысканнейшая форма обмана. Как умело ей пользуются врачи! Мольер в свое время вдоволь посмеялся над служителями Асклепия. Скажем, в психиатрии нужно иметь весьма зоркий глаз, чтобы отличить доктора от пациента. Не зря даже родилась шутка, что в психиатрии тот считается врачом, кто первым надел белый халат. В рассказе Эдгара По «Система доктора Смоля и профессора Перро» главный герой посещает лечебницу для душевнобольных. Хозяин учтиво рассказывает о своей новой системе работы с умалишенными – весьма, кстати сказать, гуманной. Пациенты свободно разгуливают по лечебнице, ужинают вместе с доктором и занимаются тем, чем хотят. «Что бы сумасшедшему ни взбрело в голову, он не встречает ни малейшего противодействия с нашей стороны. Мы не только не мешали, но, напротив, потворствовали их причудам, на этом были основаны многие случаи излечения, и к тому же наиболее устойчивого. Нет для ослабевшего, больного рассудка аргумента более убедительного, нежели argumentum ad absurdum. Были у нас, например, пациенты, вообразившие себя цыплятами. Лечение состояло в том, что мы признали их фантазии фактом и настаивали на нем: бранили больного за бестолковость, если он недостаточно глубоко сознавал этот факт, и на этом основании кормили его в течение целой недели только тем, что едят цыплята. Какая-нибудь горсть зерна и мелких камешков творила в таких случаях настоящие чудеса», – признается доктор.