Юго и Лита стояли у палатки и шаурмист - или шаурмэн - уже крутил для них шаурму. За ними в очередь успел пристроиться высокий толстый негр, и Бася постеснялась пролезать перед ним. А фотограф - нет, подбежал, принялся снимать.
- Послушай, Юго, какое красивое слово "шаварма", - по-французски говорила Лита, и Юго отвечал ей со своим мучительным прононсом - был уговор, что для тренировки он будет пытаться говорить по-русски:
- Шаварма... У нас она - доннер.
- Бась, ты что там встала, - позвала Лита, - Бась! Земля вызывает Басю!
Бася словно очнулась - все смотрели на нее, и даже толстый негр повернулся. У негра были татуировки на лице и борода, выбритая, как зебра.
- Базиль? - воскликнул негр, и Бася его узнала.
- Солдат? Има Собо?
Негр шагнул к ней - пахло от него благовониями и отчего-то ладаном - и заключил в объятия. Подбородок его дрожал.
- Базиль, Базиль...
- Лита, Юго, познакомьтесь, - Бася не знала, как зовут фотографа, - это Има Собо, мой друг.
- Старый друг, - сокрушенно подтвердил негр. Вместо "негр" правильно говорить, кажется, "афроамериканец", но Има Собо не имел отношения ни к Африке, ни к Америке, подданный Франции, он родился на Гаити и до шестнадцати лет вызревал под тамошним солнцем.
- Има, это Лита, дочь моя, и друг ее Юго, и...
- Валера, - представился фотограф скромно и с достоинством.
- Очень приятно, - Има, не выпуская Басю из своих рук, отошел от палатки. Бася покорно переступала за ним. Има склонился к ней, заглянул в разноцветные глаза - его, Имины, глаза были черные, как бусы или пуговицы. Грустные бусы или грустные пуговицы.
- Как ты, Базиль? Кто ты теперь?
- То же что и было, медсестра. Только диплом нужно подтверждать. Дома, в Словении. Мы теперь там живем. А ты?
- А я здесь. Продавец воздуха.
- Это как?
- Скучно. Эксперт, консультант. Тебе будет неинтересно. Короче, никто, - Има жалко улыбнулся, - А еду я, представляешь, в Склифосовский морг.
Има кивнул в сторону синей спортивной машины, припаркованной возле палатки. На заднем сиденье машины клубился лиловый муар.
- Я везу вещи. Туда, в Склифосовский морг.
- Кто у тебя там? - спросила Бася.
- Моя девушка. Ты не знаешь.
- Конечно, не знаю. Мы с тобой не виделись двадцать лет.
- Двадцать три, если быть точным.
- Има, хочешь, я поеду с тобой? В таких местах все веселее с товарищем, - Бася взглянула в грустные пуговицы Иминых глаз и ободряюще улыбнулась.
- А гусар, фотограф и фея не заскучают без тебя?
Бася оглянулась. Гусар, фотограф и фея стояли кружком с батонами шаурмы и смеялись над чем-то своим.
- Угадал только фотографа. Это кавалергард Дантес и Натали из сериала "Ланская". Лита играет жену Пушкина, а я просто сижу около.
- Читаю Набокова? - Има кивнул на Басину книгу.
- Нет, про Гантенбайна. "Она морфинистка, оттого что она несчастна".
- Забавно.
- В любом случае, им сниматься еще часов пять.
- Поехали, - Има распахнул дверцу машины, и Бася, как всегда, подумала "Влезу ли?".
- А шаурма? - напомнила Бася.
- Черт с ней, с отравой.
- Литка, оревуар! - Бася уселась в машину - такую низкую, что на сиденье приходилось почти лежать, - Если что, возвращайтесь без меня.
К счастью, в сам морг их не пустили. Има передал пакет с муаровым облаком служителю морга и, тяжело ступая, спустился по узкой лесенке. Бася со своей книжкой ждала его, сидя на подоконнике. Когда Има собирал по заднему сиденью вещи, чтобы сложить в пакет: муаровое платье, лаковые лодочки, белье с магазинными бирками, чулки в прозрачном полиэтилене - у него дрожали руки. Бася помнила, каково это, но в памяти ее остался сбор мужских вещей. Вещей, еще пахнущих табаком и горьким одеколоном.
Има Собо смотрел мимо Баси - глазами собаки, забытой на даче, его дреды нелепо торчали, как рога у черта.
- Она была красивая? - спросила Бася, припомнив лиловый муар.
- Так спрашивал Робеспьер.
- Получив на блюде голову мадам де Ламбаль. Я знаю эту историю, Има.
- Она была красивая, Базиль, - вздохнул Има, - чем-то похожа на твою фею. Только на двадцать лет старше. Ты же видела вещи... Такие платья носят только красавицы.
- Злой ты, Имка, - обиделась Бася, - выходит, мне суждено лежать в гробу в зеленой медицинской форме.
- Я боялся, что меня поведут на опознание, - признался Има, - покажут тело и будут спрашивать - ваша, не ваша? А я не готов...
- Они так не делают. Если забрали ее из дома, а не нашли на улице.
- Она здесь умерла, в больнице. Неудачное стентирование. Поехали, я верну тебя к гусару и фее.
Бася сползла с подоконника, и они пошли дальше по лестнице, вниз и вниз, и Бася взяла Иму за руку и повела - словно ребенка, и он покорно плелся за нею, как дрессированный слон.
Има проводил ее до самой скамейки - ему страшно было возвращаться в мир одному, и не хватало храбрости попросить Басю побыть с ним еще.
- Пока, Има. Приходи ко мне, я еще неделю просижу на этой скамейке, пока съемки не кончатся.
- Пока, Бася, - криво улыбнулся Има и пошел прочь - под сводами пустынной аллеи.
- Помни, что Собо - это лоа прочности и стойкости! - вслед ему прокричала Бася, и он обернулся:
- Я помню, Базиль...