Пока горит звезда

Замок на дощатой двери были хлипким, поэтому Матвеенко подпирал дверь изнутри доской. Закрывшись и несколько раз дернув за дверную ручку, он убедился, что все в полнейшем порядке, после чего достал из пакета початую бутылку водки, зашторил окошко, включил РТР и погасил свет.

«Вот это работа, — довольно крякнул старик, налив в стакан водку. — Сидишь себе, смотришь телевидение. Зарплата небольшая, зато обязанности нехитрые. И хорошо, что не прессует начальство. Где все эти начальники? Я сам себе начальник».

Бормоча себе под нос, старик выпил и закусил добрым куском сала вприкуску с ржаным хлебом. Он мог пить сколько угодно. Матвеенко был закоренелым холостяком, и некому было отчитывать его за пьянство. Да и не считал он это пьянством, принимал алкоголь, как любил выразиться, «для бодрости духа и стройности мыслей», поэтому и не видел в этом ничего предосудительного.

Матвеенко выпил уже вторые сто грамм, как услышал снаружи какой-то шум, словно о дощатые стенки скреблись мыши. Он замер и прислушался. Но никаких звуков не повторилось. Матвеенко снова расслабился и поудобнее устроился на раскладушке, так что она жалобно застонала пружинами. И вдруг что-то ударило об окошко, словно кто-то запустил камешком.

Матвеенко вздрогнул и едва не вскочил, но, подумав о том, как громко застонет раскладушка, сдержал свой порыв и замер, словно испуганная мышь в норе. Снаружи послышались голоса.

— Да набухался мудак и заснул!

— Слышишь, телик работает.

Матвеенко похолодел и почувствовал, как сердце понеслось галопом. В последний раз он испытывал такой сильный страх, когда немцы шныряли по деревне и искали партизан. Тогда Матвеенко отсиживался за печкой ни жив, ни мертв.

«Дурья башка! — обругал себя Матвеенко. — Как же я раньше не догадался. Меня выдал телевизор. Не надо было его включать. Выпил и на боковую. Тогда никто бы и не заподозрил, что здесь кто-то есть. Не дай бог, начнут ломиться».

Перепуганный не на шутку Матвеенко не двигался. Он хотел было выключить телевизор, но подумал, что таким образом может себя выдать, и тогда к нему точно вломятся. Нет уж, лучше лежать тихо, пускай думают, что он спит.

Голоса вскоре стихли и Матвеенко, сквозь телевизионный шум, услышал звук удаляющихся шагов.

Он пролежал так неизвестно сколько, весь взмокнув от пота и бормоча под нос неразборчивые молитвы. Всей душой Матвеенко хотел остаться незамеченным.

Он знал, что вряд ли кто-то будет просто так прогуливаться на автосвалке. «Бандиты! — мелькнуло в сознании. — Точно! Место заброшенное, пристрелишь кого, никто и не услышит».

И словно в подтверждение своей догадки, Матвеенко услышал несколько сухих очередей, вспоровших ночную тишь. Неожиданно для себя он почувствовал, как в штанах стало горячо и потекло по ногам. Цепляясь непослушными руками за стакан, он сделал жадный и судорожный глоток. Поперхнувшись, Матвеенко закашлялся в зажатый ладонью рот, будто захлебывался чем-то.

Он лежал тихо-тихо, словно мертвый, отсчитывая время и снова сбиваясь с подсчета, пьяный и до смерти напуганный. Он услышал чьи-то шаги. Мужчины неясно переговаривались. Матвеенко, вслушиваясь, пытался понять, о чем они говорят, но слышал лишь незнакомую речь.

Тут снаружи кто-то стукнул в дверь. Не успел Матвеенко подумать о том, что это по его душу, как кольнуло в левом боку, да так сильно и остро, что, вопреки своей воле и страхам, он захрипел, засучив левой ногой, и упал с раскладушки.

Хлипкая дверь выдержала еще несколько рывков, прежде чем ее высадили снаружи плечом. Но Матвеенко этого уже не слышал. Он был мертв.

— Я же говорил тебе, мудак! Этот старый дед все слышал!

— Сейчас разберемся, — хрипло отозвался второй, невысокого роста, смуглый, в потрепанной кожанке.

Его приятель, сложив руки на груди, стоял в дверном проеме и наблюдал. Коротышка вытянул правую руку, сжимая пистолет с глушителем, и пару раз нажал на курок.

— Вот и все. Одной проблемой меньше, — сказал коротышка, пряча пистолет за пояс.

Коротко переговариваясь, мужчины вышли из помещения и закрыли за собой дверь. По-прежнему активно и весело вещал телевизор. Водка растеклась огромной лужей по грязному полу. Бездыханный Матвеенко, неестественно скрючившись, казалось, смотрел на низко висевшую лампочку. Из дыры в его лбу сочилась густая кровь, заливая лицо и подбородок.

Глава 16

Коротков уже третий день не мог сосредоточиться на работе, зная, что он находится в опасности, и компромат, не пущенный в ход, пускай и лежит в надежном месте, но в любой момент может быть похищен.

А уж если Орбели вернет компромат, то он будет вдвойне опасен и тогда обязательно с Коротковым разберется. Нет, он не может больше ждать и вынужден действовать, тем более время, которое он дал Забродову, уже истекло, и никаких позитивных результатов не имеется.

Подперев рукой массивный, откормленный подбородок вполне зажиточного человека, Коротков какое-то время задумчиво созерцал довольно неприглядные виды, открывавшиеся из окна офиса, прежде чем снял трубку телефона.