Пока я здесь

Мама Толли долго стояла у одной такой двери, окошко распахнулось, было видно, что стекло точно как иллюминатор… В окошке появилось женское лицо, раздался негромкий радостный вскрик, потом они заговорили шёпотом, мама Толли вынула из сумки что-то, похожее на пудреницу или складное зеркальце, протянула женщине… Та забормотала радостно, как будто стояла теперь перед сияющим Экраном. Мама Толли ей велела тихо и строго:

– Успокойся! Так нельзя.

И женщина перешла на виноватое бормотание, а потом захлопнула окошко, задёрнула плотную занавеску.

Мама Толли не уходила, прислушивалась… Потом раскрыла сумочку, убрала в неё какую-то бумажку, наверное, записку…

И мы пошли дальше, несколько дверей миновали, потом опять задержались. Мама Толли велела мне пройти чуть вперёд, теперь я совсем ничего не могла расслышать, даже если бы и хотела.

Делать мне больше нечего! Я рассматривала стены. Сперва думала, что они облицованы мрамором, как в нашем метро. Потом поняла, что это дерево… Розоватые отшлифованные доски с разводами, следами сучков, древесным узором… Их было очень приятно гладить, они на ощупь лёгкие, мне казалось, что они до сих пор пахнут древесиной, смолой, лесом… Это было очень приятное ощущение, я бы хотела его Экрану передать…

Но тут хлопнуло окошечко в двери, возле которой сейчас стояла мама Толли. Тот, кто был внутри, говорил недовольно:

– За такую цену можно было дюжину купить!

– Покупай на здоровье! Кто тебе мешает!

Мама Толли заправила за ухо вьющуюся белую прядь, щёлкнула замком сумочки… Человек за дверью снова заговорил, мне кажется, я уже слышала этот голос…

– Ну хотя бы восемьдесят! На набережной семьдесят просили!

– А за заливом тридцать пять! Я знаю, – спокойно ответила мама Толли.

– Все знают! Людоеды! Наживаетесь…

– Пойдём отсюда, дочка!

Мама Толли отошла от двери, взяла меня за локоть. Нам вслед раздалось:

– Девяносто! Нету у меня больше! Нету!

– Денег нет, нечего и соваться.

Я никогда не слышала раньше таких интонаций у мамы Толли. Так Юра говорил, когда ко мне на набережной пристал тот странный. И там тоже были цифры. Тридцать пять, семьдесят… Цена? Вот этого, в зеркальце? Что там?

– Мать Анатолия, вы где?

За нами по коридору шла сестра Айя.

– Искали уборную… – улыбнулась мама Толли. – У вас после ремонта всё не так, а я по старой памяти сюда…

– Не в ту сторону свернули, я провожу. Пойдём скорее, все готовы, вас ждут.

– Девяносто!

Или послышалось? И голос… Кажется, тот мужчина на набережной, тот, кто привёл патруль. Это он был сейчас? Жалко, что тут нет нашей техники, чтобы заснять или записать на мобильник, потом сравнить… Не уверена совсем, его это голос или нет. Не знаю, как он здесь оказался и чего хочет. И не уверена, что хочу знать.

– Капелька, не отставай!

3

Комната с местным экраном и стульями совсем не похожа на гостиную в доме мамы Толли… Скорее на зал в книгоубежище. Белые стулья, кресла и подушки, пандус, ведущий на что-то типа сцены. Все стены белые. Можно зарядить энергией четыре сразу.

Здесь не было окон. Дверь, через которую мы вошли, пряталась за белым полотном. Я её даже не сразу смогла отыскать. Сестра Айя впустила нас, потом подошла к этой двери, заперла её на задвижку, на ключ, снова задёрнула полотно. Потом поправила воротник своего глухого платья. Вытянула цепочку или шнурок. Я думала, там будет крестик, она же монашка… Но там висела связка ключей, типа той, что осталась у меня в кармане куртки в нашем мире… Только у меня там брелок, фигурка из аниме, которое я раньше любила. А сестра Айя носит ключи на шее, вот, ещё этот к своему кольцу присоединила, так быстро и ловко, наверное, она часто это делает, несколько раз в день открывает дверь в этот коридор…

Она тоже носит ключ на шее, как Тай! Это просто ключ или символ? Получается, что сестра Айя – на стороне Тай, а мать Анатолия и я – на другой. И непонятно, какая из сторон правильная. Зависит от того, с какой смотреть.

– Мать Анатолия, мы бы без вас совсем пропали.

Мама Толли улыбнулась и сказала что-то очень тихо. Сестра Айя снова поправила воротник, ответила ещё тише. Но я бы всё равно не разобрала, в зал начали входить люди.

Я не знаю, как их правильно назвать: «пациенты», «заключённые»? Просто «дети, старики, женщины»… Мужчин почти не было, только старые, типа Лария. Дети были по возрасту как детсадовцы, они вышли из дальнего коридора, пар шесть или семь. И сразу же пары рассыпались, дети бросились к женщинам, обниматься, хватать за руки, у одного малыша в руках была мягкая игрушка, слон. Он этого слона сразу прижал к плечу своей… женщины… Типа слон её тоже обнимает. Детей было мало, всем не хватало… их сразу начали тормошить, расспрашивать.