Пока я жива

Мне хочется мангового сока. И побольше. Он подсовывает подушку мне под голову и держит стакан, пока я пью. Не отрываясь, смотрит мне в глаза. Я глотаю сок. Папа дает мне перевести дух и снова наклоняет стакан. Когда я напиваюсь, вытирает мне рот салфеткой.

– Как с ребенком, – замечаю я.

Папа молча кивает. На его глазах проступают слезы.

Я засыпаю. И снова просыпаюсь. На этот раз мне хочется есть.

– Дашь мне мороженого?

Папа с улыбкой откладывает книгу:

– Сейчас.

Вскоре он возвращается с клубничным мороженым. Он оборачивает палочку салфеткой, чтобы не капало, и я сама держу его и ем. Объедение. Я поправляюсь на глазах. Не думала, что мое тело на это способно. Мне ясно, что с клубничным эскимо в руке я не умру.

– Пожалуй, я могла бы съесть еще одно.

Папа заявляет, что если я хочу, то могу съесть хоть полсотни. Вероятно, он забыл, что мне нельзя сахар и молочные продукты.

– У меня для тебя сюрприз. – Папа роется в кармане пиджака и выуживает оттуда магнит на холодильник. Сердечко, крашенное в красный цвет и кое-как покрытое лаком. – Его сделал Кэл. Он передает тебе привет.

– А мама?

– Заглядывала пару раз. Но ты была очень слаба, и посетителей почти не пускали.

– Значит, Адам не приходил?

– Еще нет.

Я дочиста вылизываю палочку мороженого. Дерево царапает язык.

– Принести еще? – спрашивает папа.

– Нет. А теперь иди.

Папа приходит в замешательство:

– Куда?

– Я хочу, чтобы ты встретил Кэла из школы, отвел в парк и поиграл с ним в футбол. Купил ему чипсов. Потом вернешься и расскажешь, как вы погуляли.

Папа смущенно смеется:

– Я вижу, ты проснулась не в духе!

– Позвони Адаму. Пусть придет днем.

– Какие еще пожелания?

– Передай маме, я хочу, чтобы она сделала мне подарок – купила дорогой сок, кучу журналов и косметики. Если ей на меня наплевать, то пусть хоть накупит мне всего.

Папа бодро берет листок бумаги и записывает название тонального крема и губной помады, которые я попросила. Он спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь еще, и я заказываю булочки с черникой, шоколадное молоко и шесть шоколадных яиц. В конце концов, Пасха не за горами.

Папа трижды целует меня в лоб и обещает скоро вернуться.

Когда он уходит, на подоконник садится птичка. Она ничем не примечательна – не гриф и не феникс, а самый обычный скворец. Заходит медсестра, поправляет простыни, наливает воду в кувшин. Я показываю ей птичку и в шутку говорю, что это дозорный смерти. Она цыкает на меня и советует не искушать судьбу.

Но птица настораживается и смотрит прямо на меня.

– Еще не пора, – говорю я ей.

Приходит доктор.

– Что ж, – начинает он, – в конце концов мы подобрали правильный антибиотик.

– В итоге, а не в конце.

– Жаркие выдались деньки.

– Неужели?

– Я имею в виду, для вас. Такая сильная инфекция, как правило, вызывает бред.

Пока врач выслушивает меня стетоскопом, я читаю на значке его имя. Доктор Джеймс Уилсон. Он примерно одних лет с моим отцом. Брюнет; волосы на макушке редеют. Худее папы. Выглядит устало. Врач осматривает мои руки, ноги и спину – нет ли подкожного кровотечения? Потом садится на стул у кровати и делает пометки в истории болезни.

Доктора ожидают от пациентов вежливости и благодарности. Это упрощает им работу. Но сегодня у меня нет желания соблюдать приличия.

– Сколько мне осталось?

Доктор удивленно поднимает глаза.

– Давайте дождемся вашего отца и тогда все обсудим.

– Зачем?

– Чтобы мы вместе решили, как вас дальше лечить.

– Но болею я, а не папа.

Врач убирает ручку в карман. На его лице выступают желваки.

– Тесса, я не собираюсь обсуждать с вами возможные сроки. Это не имеет смысла.

– Для меня имеет.

Не то чтобы я настолько расхрабрилась. Это не новогодние зароки. Просто у меня под мышкой катетер, и я потеряла несколько дней жизни на больничной койке. И мне совершенно очевидно, что важно, а что нет.

– Через два месяца моя лучшая подруга родит – мне нужно знать, доживу ли я.

Доктор скрещивает ноги и тут же выпрямляет. Мне его немного жаль. Не каждый день врачам приходится иметь дело со смертью.

– Было бы неверно вас обнадеживать. Но расстраиваться раньше времени тоже не стоит.

– Пусть так. Все равно вы знаете больше, чем я. Ну пожалуйста, Джеймс.

Медсестрам запрещено называть врачей по имени, и в обычной ситуации я бы на это тоже не осмелилась. Но что-то изменилось. Умирать-то мне. И я имею право знать когда.

– Если вы ошибетесь, я не стану предъявлять вам претензий.

Доктор мрачно усмехается:

– Хотя нам удалось победить инфекцию и вам явно стало лучше, анализ крови не дал полной картины, так что пришлось еще кое-что обследовать. Когда вернется ваш отец, мы вместе обсудим результаты.

– Вы нашли что-то в периферической крови?

– Тесса, мы с вами не очень хорошо друг друга знаем. Не лучше ли дождаться вашего отца?

– Нет. Скажите мне.

Он глубоко вздыхает, как будто ему не верится, что он готов сдаться.

– Да, у вас поражена периферическая нервная система. Мне очень жаль.

Вот и все. Рак изрешетил меня своими пулями, прикончил иммунную систему, и теперь врачи бессильны. Каждую неделю у меня брали кровь на анализ – проверяли, нет ли поражения нервов. И наконец нашли.