Пока я жива

Папа плачет. Он падает на кровать, закрывает лицо руками и всхлипывает. Я не знаю, что делать. Почему он оказался слабее меня? Я сажусь рядом с ним и трогаю его за колено:

– Пап, я не вернусь в больницу.

Он вытирает нос рукавом рубашки и смотрит на меня. Он похож на Кэла.

– Ты правда больше не хочешь лечиться?

– Правда.

Я обнимаю папу, и он кладет голову мне на плечо. Я глажу его по голове. Такое ощущение, что мы плывем на лодке. Нас даже обдувает ветерок из открытого окна. Мы сидим так долго-долго.

– Как знать, вдруг, оставшись дома, я не умру.

– Было бы здорово.

– Сдам все экзамены на пятерки. Поступлю в университет.

Папа вздыхает, растягивается на кровати и закрывает глаза:

– Хорошая мысль.

– Устроюсь на работу, и, быть может, когда-ни будь у меня будут дети – Честер, Мерлин и Дейзи.

Папа приоткрывает глаза:

– Да поможет им Бог!

– Ты станешь дедушкой. Мы будем тебя часто навещать. Много лет мы будем приезжать к тебе в гости, пока тебе не стукнет девяносто.

– А потом что? Перестанете приезжать?

– Нет, потом ты умрешь. Раньше меня. Как и должно быть.

Папа молчит. Просочившаяся в окно темнота касается тенью его руки, и кажется, что ее нет.

– Ты будешь жить не здесь, а в каком-нибудь домике у моря. У меня будут ключи, потому что я буду все время тебя навещать, и однажды я, как обычно, войду в дом и увижу, что занавески задернуты, а почта лежит на коврике у двери. Я начну тебя искать, поднимусь в спальню и с облегчением увижу, что ты мирно спишь. Я громко рассмеюсь. Но, отдернув занавески, замечу, что у тебя синие губы. Я дотронусь до твоей щеки: холодная. И руки холодные. Я окликну тебя, но ты меня не услышишь, не откроешь глаза.

Папа садится на кровати. Он снова плачет. Я обнимаю его и похлопываю по спине:

– Прости. Я тебя напугала?

– Нет-нет. – Он отстраняется, вытирает глаза рукой. – Пойду-ка я лучше приберу в саду, пока не стемнело. Ты ведь посидишь одна?

– Конечно.

Я наблюдаю за ним в окно. Дождь льет как из ведра; папа надел резиновые сапоги и куртку с капюшоном. Захватил из сарая метлу и тачку. Натянул садовые перчатки. Вот он подбирает с лужайки телевизор. Заметает осколки стекла. Складывает книги в картонную коробку. Собирает с забора вырванные страницы, которые трепещут на ветру.

Возвращается Кэл в школьной форме, с рюкзаком и велосипедом. Он выглядит крепким и здоровым. Папа подходит и обнимает его.

Кэл бросает велосипед и помогает папе прибирать на лужайке. Он похож на кладоискателя: он поднимает каждое найденное кольцо над головой и рассматривает его на свету. Вот он нашел серебряное колье, подаренное мне на прошлый день рождения, и мой амберлитовый браслет. Потом он подбирает всякую чепуху – улитку, перышко, камешек. Находит грязную лужицу и шлепает по ней. Папа смеется. Опирается на метлу и хохочет во все горло. Кэл тоже хохочет.

Дождь неслышно стучит в стекло, размывая их очертания.

Тридцать шесть

– Ты хоть собирался мне об этом сказать?

Адам сидит, примостившись на краешке стула. Он бросает на меня угрюмый взгляд:

– Я не знал как.

– Значит, нет.

Он пожимает плечами:

– Пару раз я пытался. Но мне казалось, что это нечестно. Как я смею жить какой-то своей жизнью?

Я сажусь в кровати:

– У тебя хватает наглости жалеть себя за то, что ты останешься один?

– Нет.

– Потому что если ты хочешь умереть, то у меня есть план. Мы поедем на мотоцикле. Заметив, что на повороте нам навстречу едет грузовик, ты разгонишься побыстрее, и мы умрем вместе – море крови, общие похороны, наши кости сплетутся навеки. Как тебе мысль?

В глазах Адама мелькает такой ужас, что я лопаюсь от смеха. Он с облегчением ухмыляется в ответ. Кажется, будто рассеялся туман и в комнате взошло солнце.

– Адам, давай забудем об этом. Просто так неудачно совпало, вот и все.

– Но ты повыбрасывала все из окна!

– Не только из-за тебя.

Он откидывает голову на спинку стула и закрывает глаза:

– Я знаю.

Папа сказал ему, что я больше не вернусь в больницу. Теперь об этом знают все. Утром придет Филиппа, и мы решим, что делать. Хотя, мне кажется, тут нечего особо обсуждать. Сегодняшнее переливание уже почти не действует.

– Как все прошло в университете?

Адам пожимает плечами:

– Огромное пространство, куча зданий. Я немного растерялся.

Но он полон надежд. Я вижу это по его глазам. Он сел на поезд и поехал в Ноттингем. Он много где побывает без меня.

– Ты познакомился там с девушками?

– Нет!

– Разве в университет поступают не за этим?

Адам поднимается со стула, пересаживается на кровать и бросает на меня серьезный взгляд:

– Я хочу поступить туда потому, что до встречи с тобой моя жизнь была полным дерьмом. И я не собираюсь оставаться здесь, когда тебя не станет, не хочу как ни в чем не бывало жить с мамой. Если бы не ты, мне бы и в голову не пришло пойти в университет.

– Да ты наверняка забудешь меня к концу первого семестра.

– Вот уж нет.

– Это почти неизбежно.

– Хватит! Неужели, чтобы ты мне поверила, я должен сделать что-то безрассудное?

– Да.

Он усмехается:

– И что ты предлагаешь?

– Сдержи обещание.

Адам протягивает руку, чтобы приподнять край одеяла, но я его останавливаю: