Читаем Пока королева спит полностью

– Клянусь Белугой! – подхватила команда.

Эльза поначалу смущалась – самую малость! – от обилия обнаженной мужской натуры вокруг, но буквально через пару минут она уже не замечала отсутствие на вешалках гардероба (или в гардеробе вешалок), а помогло ей в этом одно обстоятельство. Ко мне подошёл громила, выше меня всего на вершок, но амбиции в нём копошились бесконечные, сморкнулся мне под ноги и ткнул в мою грудь своим тупым указательным пальцем:

– Да у твоей девушки волосы короче, чем у тебя, или ты тоже девчонка?

Пришлось отвечать за то, что я люблю ходить с волосами, достигающими плеч. Слова в данном случае вряд ли могли поспособствовать поиску консенсуса, поэтому я выдохнул и вложил в выдох всю свою злость относительно человеческих стереотипов. Выдох я в свою очередь сфокусировал в свой кулак, а кулак отправил прямо в подбородок громилы. И это без замаха – чтобы мой коллега по диалогу ничего не пронюхал раньше времени. Челюсть его сказала: "Крак", вылетела и опустилась вместе с головой своего хозяина на палубу. Громила ни мало не смутился такому обороту дела, вставил с обратным щелчком «Карк» изогнутую кость с зубами назад, поднялся и протянул мне руку:

– Меня зовут Ревун и, клянусь Белугой, ты не девушка, а настоящий докси, хоть и в штанах.

– Докси в штанах, докси в штанах! – загалдели остальные матросы, которые окружили место нашего с Ревуном разговора.

– Молчать!!! – рявкнул Ревун и всем незнакомым с ним людям стало ясно, почему его зовут так, а не иначе.

Ветер начал толкаться с парусами и от этого форштевень сначала захлебнулся, а потом стал лизать волны и сплевывать соль сквозь густые усы. Короче, корабль поплыл. Вперёд, но не прямо, а зигзагами, их ещё на море галсами кличат.

Магистр

На балконе дворца стоял гарант Конституции и объявлял свою волю народу:

– Жители магистрата! Мужчины и женщины! Настали новые времена! Анихея, где долгие годы наши сограждане вынуждены были существовать под диктатом коррумпированных властей и сумасброда императора, наконец-то воссоединилась с нашим народом!

Анихея вошла в состав магистрата! Ура, братья и сёстры!

Далее человек, очень похожий на магистра, долго и красноречиво объяснял, как все люди расширившегося магистрата теперь хорошо заживут… а то, что магистрат и дальше будет расширяться в речи не упоминалось… Это правильно, ведь текст правил я, составители не всё понимают.

И вроде бы всё тип-топ, только вот в далеких странах наше дружеское воссоединение с Анихеей называют грубым словом «аннексия». Они просто завидуют. Надо будет сказать двойнику, чтобы он так на людях руками то не размахивал. Скромнее надо быть. Я перестал слушать «свою» речь и пошёл кормить кошек.

Шут

И всё – обрыв. Наверное, там было продолжение, артист, несомненно, нашёл своего принца и… может быть, попал в вожделенный мир с прыжками, а быть может – секир башка. Но это дело неизвестное, впрочем, и неважное тоже. Важнее другое: прочитав сей опус, я как-то сразу понял – буду шутом. У меня тоже не было никаких данных для этой профессии. И я стал самым несмешным шутом в королевстве. Но зато получил работу. Смешно? Нет. Как раз к тому моменту, когда я сшил себе настоящий камзол шута, состоящий из лоскутов красных и лоскутов фиолетовых, королева устроила конкурс на должность придворного шута (не зря же камзол мой шился). Поскольку наша королева не отличалась необдуманными жестокими жестами, вроде отрубания головы за неудачную шутку и не была настолько несчастна, чтобы быть жадной, на конкурс слетелось шутов столько, сколько мух обычно слетается на дохлого слона. И вот в зале смеётся королева, она уже много-много раз приходила к мысли: «вот смешнее этого клоуна и быть никого не может». А шуты всё шли и шли, и шли… А я появился совсем не в зале – в других покоях. И, разумеется, не материализовался из воздуха, а зашёл ножками посредством взятки, открывшей нужную дверку в комнату, куда королева удалилась для раздумий. К тому времени она уже не могла видеть смешные рожи, ужимки, падения и шутки. Я галантно присел рядом с диванчиком, на котором решила прилечь одна из самых красивых женщин, коих мне посчастливилось наблюдать в своей жизни, и шепотом не напрягающим уставшие от всевозможных шумов королевские ушки сказал: "Привет, ВВ, и долго ты будешь терпеть этих фигляров, чем тебе не нравлюсь я?" Потом мы сошлись на том, что я не смешон, имею сволочную натуру и предам королевство в целом и королеву в частности при первой же возможности. Надо ли говорить, что я занял вакантную должность в королевском табеле на жалование.

– Не называй меня ВВ, – она щелкнула по одному из колокольчиков на моем колпаке и тот не зазвенел. – Почему он не звенит?

– Понимаешь, ВВ, я залил все колокольчики свинцом, звон, конечно, пропал, но зато появилась возможность неслышно красться в темноте. Согласись, что такое вроде бы не колокольное свойство очень пригождается для прослушки и подклядки, к тому же, в случае чего я снимаю колпак и отмахиваюсь им от врагов, таким бубенцом по башке заедешь и мало не покажется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее