Читаем Пока королева спит полностью

Однажды в промозглый вечер как-то тошно и муторно стало на душе, и я целенаправленно поплёлся в бар "Зелёная лошадь", раньше он назывался "Белый единорог", но в магистрате кое-кому показалось, что название слишком свободолюбивое, и под предлогом несуществования единорогов название попросили сменить в добровольно принудительном порядке. Правда и зелёных лошадей не существует, но новое название у контролирующих органов протеста не вызвало. Я поздоровался с Зюйдом, стоящим за стойкой, принял от него кружку тёмного пива – он как никто другой знает, что я заказываю в сумрачном состоянии, и уселся за столик в углу спиной ко входу, ясно давая всем понять – я за одиночное плавание к Бахусу.

Но есть категория людей, которая не понимает тонких намеков, через две кружки пива, рядом со мной шлепнулась знакомая туша.

– Пока королева спит, – сказала она и чокнулась со мной кружкой такого же тёмного пива.

Узнаю чок Виларибы и его фирменный тоскливый тост. Иногда его ещё используют в качестве приветствия. Хотя обычно ту же информацию запихивают в более весёлую форму, например: "Чтобы, наконец, эта стерва проснулась!", или: "А наша старушка ещё дрыхнет!" и т.д. Фраза "Пока королева спит" в устах Виларибы ясно давала понять, что настроение у него примерно такое же минусовое, как у меня, но если учесть, что он отставал от меня на две кружки, то… то он меня уже сегодня не догонит.

– И тебе привет! – сказал я.

– Знаешь, Боцман, на твоё место взяли сопливого юнца, так он начал весь шлюз окроплять святой водой, якобы от нечисти.

– Из папского источника?

– Из него самого.

– И что?

– Ясный перец – ничего. Нашей прожженной нечисти чихать на папу и иже с ним!

– Да, нечисть у нас нажористая, её водичкой не проймёшь… – согласился я.

– Но дело не в этом, – Вилариба придвинулся ко мне поближе, а это могло означать только одно: он начнёт делиться своими самыми последними изысканиями в выведении на чистую воду всемирного заговора ползунков.

– Ты думаешь, почему Амбиция затонула?

– Ну не вся, как недавно стало известно…

– Всё равно это глобальная карастрофа!

– Ужель ползунки виноваты?

– Они!

– Но в Амбиции не было ползунков.

– Вот именно! Это же был единственный свободный от них континент, не считая льдов севера и юга! А теперь что? – эффектная пауза, на меня взирают обладающие знанием глаза. – Они весь мир контролируют! К каждому у них тянется ниточка и к тебе и ко мне.

– Что-то я не вижу ниток, торчащих у меня из головы.

– Так они невидимые!

Он до жути логичен, как все немного тронутые. Впрочем, не мне судить и изводить тараканов в чужих головах, в своей бы с ними покончить.

– Раз так, почему ты о них знаешь, если бы они нас контролировали, то тебе бы таким мысли просто не пришли в голову.

– А ползунок, который мной управляет, не согласен с общим замыслом, – проникновенным шепотом сообщил Вилариба и придвинулся ко мне ещё ближе.

– Ну и какой их генеральный замысел?

– Не знаю, пока не знаю, но точно уверен – он архискверный!

– Женится тебе, Вилариба, надо. Погулял своё – и в стойло плодить детишек как все. Ты не думай, это не ползунки так хотят, чтобы управлять было легче, просто ничего лучше семьи для продолжения рода мы, свободные люди, не придумали за всё время развития.

А ведь мог сказать кое-что про его кепку, мол, не жмёт она тебе мозги? Дело в том, что Вилариба всегда ходил в кепке, точнее только в козырьке. Козырек держался на двух винтах, которые надежно своей резьбой цеплялись за череп. В детстве Вилариба неудачно упал и ударился лбом об угол стола, кусочек черепа при этом потерялся и его место один находчивый лекарь заменил серебряной пластинкой. Её-то он и пришпандорил двумя винтами. Спустя несколько лет Вилариба решил, что нечего функциональным элементам его головушки пропадать и подвесил к пластине козырек. С тех пор Виларибу без козырька никто не видел. Но ссылаться на дефекты головы собеседника – это крайний аргумент, и я его в споре не использую. А девки его и с козырьком любили, харизма у него была и сексуально хриплый голос… – это я тут не комплименты источаю, а констатирую. Меня-то его рулады на гитаре не колышат…

– Да какое развитие, одна деградация прёт!

– Знаешь, кого здесь не хватает?

– Ардо?

– Точно!

На ловца и зверь бежит: третьим за наш столик присел ещё один действующий сторож шлюза. Мы чокнулись и немного помолчали. А потом мы с Виларибой замолкли окончательно, так как заговорил Ардо. Если учесть, что заговорил он впервые за то время, что мы его знали, легко понять наше изумление. Да и заговорил он складно и конкретно, было совсем не похоже, что он пьян, или он мог симулировать свое опьянение так же безупречно, как и свою молчаливость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее