Читаем Пока королева спит полностью

Ко мне в кабинет зашёл глава службы перевоспитания и доложил обстановку. Заключенные бодры, веселы, славят меня и перевоспитываются трудом. Смертность снижена, да и количество перевоспитуемых в летних лагерях уменьшилась. Система работает. Бунт лучше предотвратить, чем его заливать кровью.

Из будничного, прочитал бюллетень статистики. Мой рейтинг снова вырос… он растёт и достигает цифры 99 процентов, а потом плавно снижается до 95, я же не золото, чтобы нравится всем. Хотя и драгоценные металлы оставляют равнодушными около полпроцента граждан. Это нормально.

Боцман

– …а потом я пришла в ваш дом и нашла тебя, – Майя закончила объяснение, которого я по большому счету не слышал, потому что витал в облаках.

– Значит, ты за революцию?

– Да, но если ты мне не веришь…

– Верю… Ни слова больше! – Я приложил к её губам свой указательный палец и она его незамедлительно укусила.

– Ай! Зачем же пальцы кусать?

– Потому что так надо! – передразнила сама себя Майя и мы засмеялись.

Если и были между нами какие-то недомолвки, то они растворились в этом смехе… ну и в том, что было до смеха и после.

– Расскажи мне сказку, – попросила Майя. – А то я не засну.

– Ну и ладно – не спи.

– Но тогда я и тебе спать не дам! – тут я понял, что и сам хочу спать.

Стоп! а куда делся день? Я помнил, как утром прощался с друзьями у шлюза, помнил, как пришёл домой вечером. А день-то где?!

– Так значит, сказку… сейчас я что-нибудь придумаю… гм… дело было так…

– Нет, так сказку не начинают. Надо говорить: в некотором царстве, в некотором государстве жил да был… – она так на меня посмотрела, что я забыл даже где и какое дело было.

– …жил да был…

– Ну?! – галера её взгляда протаранила баркас моих мыслей.

– Мальчишка, было ему лет пятнадцать, то есть самый тот возраст, когда идут добывать свой первый клинок.

– Это ещё что за штука такая?

– Это местный обычай в ихнем королевстве.

– Грамотно говорить так: в их королевстве.

– В их королевстве…

Всё-таки у меня железное терпение, в который раз мою сказку перебивают самым наглым образом, а я ничего – креплюсь! Железный боцман легко, как якорь, идёт ко дну…

– Было принято юношам добывать свой первый клинок самим. А делали настоящие клинки, а не какой-нибудь дешевый ширпотреб только в одном месте – внутри горы Кузнецов. Это такие искусные мастера, наподобие наших лупоглазиков, только специализировались исключительно по ковке и обработке металла. Обитали они глубоко в этих… недрах горы, а подходы к ним… к кузнецам охраняла всякая нечисть…

– Наподобие нашей у шлюза?

– Можно и так сказать. То есть она не охраняла кузнецов, а лишь поедала торговцев и всяких лихих людей, которые занимались переправкой мечей и другого оружия от кузнецов на поверхность. Дело это не зря считалось сложным и опасным, поэтому цена хорошего меча доходила до стоимости дома или доброго коня. А если юноша жил в небогатой семье, то клинок он мог получить никак иначе, кроме как отправившись самостоятельно внутрь горы Кузнецов.

– А он был красивый?

– Тебе какие юноши больше нравятся?

– Брюнеты… – она посмотрела на меня. – С длинными волосами и с тёмными глазами, выше среднего роста, ну и чтобы уд стоял, а не висел на полседьмого…

– Он был брюнетом с волосами до плеч, которые он подвязывал красной лентой… ну что ещё сказать, стройный был, а в черноте его глаз уже тонули девушки…

– А уд? – вот ведь зараза дотошная.

– Стоял! – успокоил я заразу.

– Мечта…

– Эта "мечта", не сказав родителям, куда он направляется, попёрся прямо к горе Кузнецов.

– Попёрся – убери, и как его звали, кстати?

– Попёрся – убрал, а звали его…

– Чтобы было мужественно и с перспективой… – задала очей очарованье тяжёлую задачу мне как рассказчику сказки.

– Чебурашка?

– Не пойдёт, – она уткнулась мне носом в шею, задышала, от этого внутри меня образовалась щекотка, а выдумывать «сказку на ночь» стало практически невозможно.

– Михей?

– Неа, – её дыхание обжигало…

– Воланд? – просто подвиг находчивости какой-то с моей стороны.

– Было уже, – и как она всё помнит?

Воландом звали ангела, являющегося маленькой девочке, которую родители назвали весело – Хлю, в одноименной сказке.

– Кирьян?

– Бр-р-р… – меня тоже затрясло от её "быр-ра".

– Володя?

– Пускай Володя отдыхает! – бархатистый смех украсил место отдыха Володи.

– Зёма?

– Туда же Зёму!

Фантазия моя стала давать трещину.

– Эх, Боцман, Боцман, – покачала надо мной головой хранительница очага. – Не умеёшь ты сказки рассказывать. Слушай и учись…

И она стала рассказывать эту же сказку про первый клинок, но так живо и проникновенно, что я сам оказался в собственно выдуманном королевстве и сопереживал приключением жгучего брюнета с тёмными глазами; отмахивался вместе с ним от нечисти в узких туннелях горы Кузнецов, плыл в бурном потоке и тонул; встретился с рыцарем и вместе с этим закаленным бойцом вступил в схватку, уже обладая заветным стальным лезвием. Сказка расцвела красками, набралась сил и ожила, и стала жить уже своей сказочной жизнью внутри нашей – несказочной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее