Читаем Пока королева спит полностью

– Не нукай! Пепе и так бежит резво, к тому же ему повезло, твоего лепета он не слышит. Все твои аргументы наперёд знаю, и про полезные передачи и про красотень цветную, которую в жизни не увидишь, потому что, видите ли, секрет цветных красок кое-кто спрятал надежно, и про многое чего другое, что с твоего языка слететь хочется. Только кого ты, дурачина, защищаешь, а? Ладно, положим те, кто в лицензионные дуроскопы глаза пялит уже и за мысли и слова свои не отвечают, что увидят – то и хорошо, то и правильно. А ты, смотришь без скрытого вещания, и что? Думаешь… думаешь… думаешь… сам, али как? Включил экран и не оторвешь ведь. Да, новости пропускаешь, да официальные передачи тоже из своей личной программы вымарываешь, считаешь себя необычным, на той стороне, а всё же жмёшь на кнопку и налог платишь, ну и кто ты после этого? Хе-хе! Только не квакай, Пепе не любит лягушек. Да ты и не лягушка, скорее рыбка – до того тебя в аквариум замуровали, с твоего, между прочим, молчаливого согласия. Тогда оно было просто молчаливым, а потом тебе ротик-то и заштопали, чтобы никакой отсебятины в муть вокруг не приносил. Слезть хочешь, пешочком пройтись захотелось?

– Да я посижу, Валенсио, так быстрее.

– А… лень в жилу пошла. Пусть так, сиди, слушай, денег за разговоры не возьму. Сейчас ты мне пригодишься, молодой человек, дерьмо поможешь грузить.

– Фи! – возмутилась одна дородная особа, в обгоняющей нас карете. – Мужлан! Надо говорить не дерьмо, а фекалии!

– Для вас, может, ползунки и фекалии производят, а для меня самое настоящее дерьмо.

– Да ещё фекалии ползунков, кошмар, чем только всякая рвань ни занимается! Адольф, ты это слышишь?

Но слышит или нет свою матрону Адольф, мы с Валенсио так и не выяснили – карета умчалась вперед, а Пепе свернул к постоялому двору. Там нас ждало… дерьмо. Почти полную телегу я накидал – и как это я раньше не замечал, что ползунки такие засранцы?

– Да срут они много! Хе-хе, места надо знать, – Валенсио закурил трубку. Я стал умываться, долго и тщательно.

– Продолжаем разговор! – Боска был явно рад тому обстоятельству, что не один везет дерь… не один занимается контрабандой. – На чем мы там бишь остановились?

– На лягушках.

– Тема зелёная и скользкая, не боишься, что на бал не возьмут? По глазам вижу, не боишься. Ладно, покалякаем о более важном, хотя трудно представить, например, для Пепе тему более важную, чем лягушки, пожалуй, только овес его волнует больше. А овес – это пища, примерно такая же пища, как та, что ты лопаешь из дуроскопа. А кто-то тебе её скармливает. Ты ещё пока выбираешь, а большинство жрёт то, что дают.

В таких противозаконных беседах прошла вся дорога до места обитания лупоглазиков…

Убийца

Из пары на телеге сначала можно зарубить молодого, потом – старого искромсать, а позже уже без свидетелей распрячь и увести лошадь, напоминающую ходячий скелет. Всё сделать нечисто, пусть будет много крови, следы борьбы, что создаст впечатление у дознавателей, что здесь орудовали какие-то злобные упыри грабители.

Только заказа на Боцмана до сих пор нет. Везёт ему пока…

Боцман

…а обитали лупоглазики под землей в громадных катакомбах, которые остались с древних времен гигантомании. В наши годы никому бы и в голову не пришло такие ямищи рыть, нужные только для того, чтобы пережить в них ядерную зиму от последствий мировой войны. Перед входом в подземелья, около которого торчали трубы различного диаметра, источающие из себя разноцветный дым, был установлен шлагбаум, он не поднимался и не опускался – он просто обозначал территорию лупоглазиков. За шлагбаум мог входить в принципе всякий, но выйдет ли он обратно – зависело только от него самого, да желаний фортуны. Тут мы разделились: дед пошёл устраивать Пепе в стойло, а я не стал терять времени и пошёл меняться, у меня с собой ничего не было… одна надежда на затейливый рассказ, который можно было бы у лупоглазиков сменять на что-нибудь материальное. Дело в том, что лупоглазики всегда сидят в своей дыре и носа из неё никуда не кажут. Естественно, от такого образа жизни развивается скука и как следствие любопытство, то есть потребность в информации, а где есть потребности, там можно уже совершить акт их удовлетворения или товарообмена по формуле: нужное вам – на нужное нам. У лупоглазиков нет охраны как таковой, но есть какой-то высокотехнологичный способ убийства всяких нежелательных в их катакомбах элементов, о котором известно становится только перед смертью, поэтому ничего об их охране сказать не могу, но точно знаю: не надо на них наезжать, даже если у тебя муж волшебник или жена ведьма.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее