Читаем Пока королева спит полностью

Естественно, Вова сразу рассказал Саше о новом чуде военных игр, и мальчишки вместе стали устраивать битвы и баталии, войны и небольшие пограничные конфликты. И было им хорошо. Из всех новых солдатиков Вове наиболее полюбился трубач, он так зажигательно призывал всем своим видом в атаку. Звука его трубы, конечно, было не слышно, но иногда казалось, что он издалека доносится – это фантазия давала о себе знать. Ту-ту-ту-ту – пронзительный призыв звучит, и бравые солдаты смело идут в бой даже на превосходящие силы противника. Мальчик так полюбил трубача, что и засыпал теперь только с ним, и когда просыпался, первым делом искал любимого солдатика, а он иногда терялся под одеялом или, если выразиться более правильно, маскировался в скомканном ландшафте. Вова носил трубача в школу, ему казалось, что солдатик приносит на уроках удачу, мальчик даже советовался с ним, когда на контрольных выпадало особенно трудное задание.

А потом случилось страшное – трубач пропал. То есть исчез, был унесен чёрным троллем под пол, рассыпался в песок от чар злой колдуньи. Вова обыскал всё: свою кровать, одежду, заглянул даже в ботинки – не затаился ли он там, посмотрел под кроватью, под диваном, естественно, под столом. Ковер что лежал в спальне был осмотрен с превеликой тщательностью, может, под гнетом его шерстки где-то задыхался трубач? Вова обыскал ещё бесчисленное количество мест, но всё без толку. Тщательные поиски ничего не дали. Трубач пропал с концами.

И тогда гаденькая мыслишка заползла незаметной змейкой в его голову: "А не взял ли трубача Саша?" – слово "украл" с собой мыслишка не притащила, но и "взял" звучало достаточно страшно. Ведь он не спросил – если бы спросил, другое дело, что бы я ему не дал? Дал, конечно, даже подарил бы, хоть и жалко, конечно, но Сашка же друг – подарил бы. А так… получается что? Он позавидовал мне и тайком унес трубача к себе и сейчас любуется им и играет один?! Мыслишка расправила свое тело и превратилась в большую змею, и ясно стало, что это не безвредный ужик с жёлтыми пятнами на голове, а чёрная, как нефть, ядовитая гадюка. Она проросла до глаз Вовы и вот уже мальчик смотрит на окружающий мир узкими вертикальными зрачками, а через них видно вот что: точно Сашка взял, да не взял даже, а укал. Точно украл и точно украл он: вот и ходит он так, как будто украл трубача и говорит также и жесты все однозначно свидетельствуют – он украл, и голову он поворачивает не так как раньше, тянет, тянет вина голову вниз – чувствуется виновность. А значит – виновен!

И тогда Вова стал своего друга ненавидеть и думать о мести, о тайной мести – как солдатика у него украли втихую, так и он мстить будет исподтишка. Только вот не придумывалось ничего достойного – всё мелочь пузатая мельтешила. Ну, ничего, сердце-то змеиное – подождет. Гадюка удлинилась и стала сворачиваться в кольца, а чем больше колец у гадюки, тем больше в ней яда, яда жгучего, всё вокруг отравляющего. И Вова сам тем ядом стал пропитываться…

А трубач тут некстати объявился, он непонятным образом пролежал все это бурное время на книжной полке (Вова точно помнил, что он туда солдатика не ставил), и вдруг, когда его уже никто не ждал, упал с неё и очутился прямо перед змеиными глазами. Гадюка в Вовиной душе стала уменьшаться и издохла, корчась под ослепительными лучами правды. И таким мерзким он себе показался-то после её смерти! Это же надо друга подозревать, и ни разу не спросить по-человечески – прямо в лоб: "Это ты взял трубача?!", а сразу месть замыслить! А Сашка-то главное всё такой же как и был раньше, то есть до "кражи" солдатика: и смотрит он абсолютно нормально, и ходит, и бегает как всегда ходил, бегал; и головой поворачивает так, как поворачивать должен человек, не укравший любимого трубача. И стало Вове плохо, совсем плохо стало. Не мог он другу в глаза смотреть, да и маме с папой не мог – не достоин он! Но и молча мучиться больше не мог – не выдержал бы долго.

И тогда он побежал к Сашке с коробкой солдатиков и вывалил на стол пред изумлённым другом всех расписных гренадер, гусар, улан и прочих кирасир на стол. "На, дарю!" – запыхавшись, сказал он по быстрому и убежал. "Стой!" – кричал Саша. – "Подожди!" Но главное было не оборачиваться и ничего не говорить, а бегал Вова быстрее своего друга. Оторвавшись от Сашки, он забежал на минутку домой, нужно было забрать загодя приготовленные вещи, и вот он уже идёт по дороге, идёт туда, куда глаза глядят, куда глядят человеческие глаза, ведь хоть гадюка и издохла, но её яд ещё из тела мальчика не вышел… но с каждым шагом, с каждым добрым делом, сделанным для других людей без корысти для себя – отрава капля по капле выходила из Вовы, и он становился самим собой, а может быть новым – лучшим мальчиком. Когда яд совсем вытравится и Вова опять станет настоящим человеком без змеиной примеси, он вернётся. Обязательно вернётся и всё расскажет родителям и лучшему другу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее