Пока летит пуля

Последние десять дней юноша провел в общей палате на третьем этаже. За прошедшие две недели Кризи ни разу не навестил своего приемного сына. Он нашел нужную палату. В просторной комнате стояло двенадцать коек, из которых все, кроме одной, были заняты – рядом с пустовавшей кроватью в кресле-каталке сидел Майкл. На нем были джинсы и майка с короткими рукавами. В ногах стоял пластиковый пакет с вещами. Кризи подошел к нему и спросил:

– С тобой все в порядке?

Майкл улыбнулся.

– Да, я вполне готов выбраться отсюда. Люди здесь приятные, но еда паршивая. Я бы лучше каждый день черную змею ел.

Кризи не улыбнулся. Он только резко бросил:

– Тогда пойдем.

Майкл потянулся к кровати, чтобы нажать кнопку в ее изголовье, и сказал:

– Меня просили вызвать служителя, который отвезет каталку вниз, когда ты приедешь.

– Сам ты ходить можешь? – спросил Кризи.

– Да, но…

– Что – но?

– Но мне сказали, чтоб я вызвал служителя и он отвез меня до машины.

Кризи наклонился к нему и тихо, но так, что мурашки по коже побежали, проговорил:

– Послушай меня внимательно. Тебя сюда доставили на носилках потому, что ты по собственной глупости встал под дуло заряженного пистолета. Теперь, когда настало время отсюда уходить, ты пойдешь своими ногами. Тебя не будут отсюда вывозить на каталке, как никчемного калеку. Если сам идти не можешь, оставайся здесь, пока не оклемаешься полностью.

Майкл взглянул на него, убрал руку с кнопки звонка, встал, поднял с пола пакет и направился к двери.

Кризи последовал за ним.

* * *

На обратном пути в Чиркевву оба молчали, пока не доехали до залива Святого Павла. Майкл взглянул на Кризи.

– Ты на меня дико зол?

– Нет, я не злюсь на тебя.

– Нет, злишься, я знаю. Но это несправедливо.

Кризи смотрел прямо перед собой на дорогу.

– Я тебе уже говорил в больнице, – сказал он, – надо быть круглым идиотом, чтобы встать перед заряженным пистолетом.

Когда они проехали мимо залива Святого Павла, Майкл сказал:

– Значит, несколько раз в жизни тебе тоже пришлось поступать, как круглому идиоту.

Какое-то время они снова ехали в молчании, а когда миновали Мельеху, Майкл с горечью произнес:

– Ты даже ни разу меня не пришел навестить. Ни разу. И Леони запретил ко мне приходить. Она хотела каждый день у меня бывать и еду приносить. Ты даже Стелле Заммит не давал со мной встречаться. Она только раз пришла, когда меня перевели на нормальную пищу. Стелла сказала, что принесет пирог с рыбой, а потом – жаркое из кролика, но больше она так и не пришла. Уверен, это ты ей запретил. Почему?

Кризи свернул на обочину, выключил двигатель и сложил руки на руле джипа. Он долго сидел в такой позе, не произнося ни слова. В конце концов Майкл нарушил тишину.

– В больнице кормили даже хуже, чем в приюте.

– Но ты ведь выжил.

– Да, но я был болен. Я там чуть Богу душу не отдал. Почему ты так поступил? Разве в этом была острая необходимость?

– А какая у нас была необходимость в том, чтобы ехать на Комино и питаться там подножным кормом, если мы могли пройти всего милю и отлично поесть в ресторане?

На лице Майкла отразилось удивление.

– Но я же был болен, – продолжал настаивать он на своем. – Врач сказал мне, что я вообще чудом остался в живых.

Кризи покачал головой.

– Чудес не бывает… Именно когда ты болен, когда тебе становится настолько плохо, что, кажется, дальше уже некуда, вот тогда – и только тогда – ты должен учиться выживать.

Майкл с трудом переварил эту сентенцию Кризи и сказал все с той же горечью в голосе:

– Значит, ты просто решил преподать мне еще один урок… Я так полагаю, сейчас ты мне скажешь, что вся жизнь – один сплошной урок.

– Нет, я собирался сказать тебе, что самый последний урок в жизни – это смерть.

Он повернул в замке ключ зажигания, взглянул в зеркальце заднего обзора и резко вывел машину на дорогу.

Глава 28

– Почему вы все такие старые?

Фрэнк Миллер чуть не подавился куском бифштекса.

– Старые? – переспросил он.

Сенатор ткнул в его направлении вилкой.

– Ну да, конечно, относительно старые. Тебе, например, сколько лет?

Фрэнк Миллер выглядел озадаченным. Они сидели в элегантно обставленной столовой большого дома сенатора в Денвере.

– Сорок четыре, – ответил Миллер, – только я не понимаю, какое это имеет значение?

– А Макси и Рене?

Макси Макдональд в свое время служил офицером в элитных частях родезийских вооруженных сил – “Скаутах Селоуза”, а позже стал наемником. Бельгиец Рене Кайяр пятнадцать лет провел в Иностранном легионе, а потом стал зарабатывать неплохие деньги, став телохранителем. Теперь вместе с Миллером они охраняли сенатора Джеймса Грэйнджера двадцать четыре часа в сутки.

Все трое были людьми неглупыми, приятными в общении. Если сенатору хотелось поболтать, они болтали, побыть в тишине, – они молчали. Вот уже три недели все четверо постоянно находились вместе, но почему-то лишь теперь, во время обеда с Миллером, сенатору внезапно пришла в голову мысль о том, что они уже совсем не так молоды для той работы, за которую берутся.

– Так сколько лет Рене и Макси? – повторил сенатор свой вопрос.