Пока любовь не оживит меня

– Я тебе сама всё объясню, подонок. Ты и твой уродливый братец ничем не отличаетесь. Вы не знаете, что означает слово «семья». Но я должна поблагодарить всех вас, что снова показали мне, глупой и доверившейся не тем, что мир продажен и порочен. В нём выживает не сильнейший, а умеющий играть роль идеальной куклы. И я выбираю быть куклой, потому что все мои чувства сгорели. Но я умею выживать, раз до сих пор дышу. А вы останетесь в огне, потому что в вас я не нуждаюсь. Никто из вас не заслуживает ни прощения, ни любви, ни счастья. Я искренне соболезную тем людям, которых вы изуродовали внутри. Встретимся в аду, любимый, – последний раз смотрю на Джареда, и всё внутри исчезает.

Меня не волнуют ничьи чувства, потому что я их растратила не на того человека. Я снова мечтала, снова попала в ловушку рабыни иллюзий, снова поверила. Мертва. Свет и темнота – любовники безысходности.

Спускаюсь по лестнице, оставляя позади себя прогнившее место, которое и меня превратило в уродливую куклу. Но у меня есть средство, чтобы никто об этом не узнал. Красота. И она тоже мёртвая.

Передо мной распахиваются ворота, и я гордо иду по дороге в пустоту. С каждым шагом восприятие того, что случилось, меняется. Болезненные искры расщепляют моё сердце, а я иду дальше. Пусть горло дерёт от рыданий, которые вырываются из груди. Пусть слёзы катятся по щекам, оплакивая сожжённую любовь. Пусть меня мотает из стороны в сторону, но я иду.

Предательство, с которым я познакомилась в небольшой период своей жизни, станет последним, что я вспомню. И я буду знать, что сказок не существует. Есть гадкая реальность, где боль – синоним всех чувств. Где насилие – норма, которая прощается. Где жестокость – обратная сторона любви. Где искренность превращается в унижение. Где нет места радости и счастью. Мир становится тёмным. И я больше не чувствую.

Глава 16

Джаред

Время не имеет никакой силы над разумом. Оно не помогает ни забыть, ни смириться, ни любить. Оно – ничто. Пустой звук. Пустой всплеск. Пустой огонь. Временные рамки, в которые загоняют людей, существуют для контроля их сознания. Это подогревает желание жить, чувствовать и торопиться совершить глупость. Если не поддаваться всеобщему пониманию и разломать упругие металлические прутья, то всё превратится в темноту. Одиночество в ней неопасно, как и скупая трата сил, чтобы выбраться оттуда. А если жизнь это и есть мрак, нет никакого света, а лишь изредка вспышки, сжигающие оставшийся разум? Если всё это бессмысленно? То остаётся существовать таким образом, где никогда не познаешь потерь и боли. Одиночество – спасение от мук и угрызений совести. Одиночество – любовница сердец.

Дверь открывается, вызывая усмешку на губах. Не спеша потягиваю пряный напиток из бокала и прислоняюсь к косяку, чтобы узнать, какая причина вызвала столь неожиданное его появление на пороге.

– Насколько я помню, ты уехал отсюда, – замечаю я.

До сих пор зол, собирается устроить новую истерику и воззвать к моему сердцу. А его нет. Никогда не было. Я потерял его в огне и не собираюсь вытаскивать оттуда.

– Чтобы не убить тебя, – хлопает дверью. Об этом я и говорил.

Устало вздыхаю, но не от потери физических сил, демонстрирую Джоршуа, предавшему меня, как и все остальные, что меня не заботит его тонкая душевная организация.

– Кишка тонка, брат. Так что привело тебя в обитель разврата и похоти? Есть ли смысл в очередном спектакле, ведь я стал врагом номер один для всех вас? – Усмехаясь, отталкиваюсь от косяка и подхожу к столу.

– Или ты соскучился по моим девочкам, которых якобы отверг? – Допиваю бренди и оставляю бокал на отполированном дереве.

– Прошло четыре дня, а ты до сих пор играешь роль, которая, думаешь, тебя защищает от чувств. Я хочу знать только одно – зачем? Зачем ты это сделал? Я же просил тебя, даже умолял не травмировать её так, но ты обманул меня. Ты обманул своего брата, когда я всегда оберегал тебя. Почему, Джаред? – От его слезливого тона меня сейчас стошнит.

– А почему нет? – Низко смеясь, поворачиваюсь к нему.

– Почему бы и нет? Она не отличается от других, и я хотел этого. К тому же обмана не было, я ничего тебе не обещал. Но вы так прониклись глупостью пластиковой куклы, что предали меня. Все. До единого.

– Предали? Мы? Нет, ошибаешься, это ты поступил подло, ты разрушил всё, над чем я работал. Ты сотворил страшное. Господи, неужели, ты так и не понял, что сделал? Неужели, настолько болен, раз не увидел, сколько боли ты принёс всем нам? Это ты глуп, а вот она, действительно, сильная женщина. И мне так стыдно перед ней, что не угадал всего. Стыдно, что поверил тебе и позволил использовать её. Ты насладился? Конечно, это же ты, тебе плевать на последствия, ты только берёшь, но ничего не отдаёшь взамен, – закатываю глаза, позволяя Джо выговориться. Видимо, чтобы подготовиться, ему потребовалось аж четыре дня. Я предполагал, что приедет раньше. Пусть. Меня не трогают его слова. Меня ничто не может тронуть.