Пока любовь не оживит меня

Мы всегда были богаты. Всегда, сколько себя помню. Жили в больших домах, носили всё самое лучшее, и я никогда не задумывался, а для чего всё это нужно. Действительно, для чего работать день и ночь, чтобы поддерживать статус, общаться с людьми, которые тебя ненавидят и за спиной обливают грязью. Зачем? И сейчас я этого не понимаю. Мне хорошо было, когда я находился за закрытыми замками, у меня не было острой нехватки общения. Мне нравилось молчать, и я легко бы мог представить рядом с собой только одну женщину. Ей тоже многого не нужно, она просила меня о внимании, о чувствах, о совместных занятиях. Хорошо, я этого испугался. Да, я ни разу после пожара не ходил на прогулки с женщинами. Не обедал с ними, а тот завтрак, точнее, поздний обед… спонтанно. Так долго сидел у её постели, ожидая пробуждения, что не заметил, как прошло время. Я снова разозлился на себя, ведь Санта такая же, как и другие, так почему мои желания начали отличаться? Я должен был собрать всех и в честь такого дня порадовать. Но радости так и не было. Внутри я знал… как бы себя ни убеждал в другом, знал, что конец близок. Наверное, я был готов, поэтому сначала не воспринял её слова. Боль, раздражение и ярость пришли позже. Намного позже, когда ночь полностью поглотила сознание. Именно тёмное время суток позволяет мне видеть и думать глубже. Я не имею понятия, отчего так происходит. Факт.

– Хватит! – Повышая голос, оборачиваюсь к ругающейся парочке. Джо уже минут десять пытается добиться от Рейчел, почему она не хочет рассказать ему о Санте. А последняя не прекращает повторять одну и ту же фразу, сказанную ранее. Но я не собираюсь терпеть более. Моя голова сейчас разорвётся на части.

– Мы существуем. Твоя сестра не больная и не сумасшедшая. Она не зависима от алкоголя, и в данный момент уехала к ублюдку, которого я желаю убить. Нет, не смотри так недоверчиво на меня, я, действительно, планирую лишить его жизни. Эта история закончится чьей-то смертью, и чем дольше ты будешь продолжать орать, требовать нашего ухода или же лгать, тем вероятнее, что именно Санта и станет кормом для червей. Теперь я тебе яснее объяснил, какого чёрта мы здесь забыли? – Нависаю над Рейчел, практически лежащей на диване. Даже не заметил, что пока говорил, готов был раздавить её. Я не выношу женщин долгое время, ещё и по этой причине – они слишком болтливы. Предпочитаю иногда помолчать, а не заполнять воздух глупостями.

– Я не слышу. Ты поняла мои слова? – Сжимаю пальцами спинку дивана. Сглатывает и быстро кивает.

– Итак. Что здесь произошло? Ты поругалась с ней? Выгнала её? Или она тебе сказала нелицеприятные вещи? – Отталкиваюсь и, выпрямляясь, направляюсь к стене.

– Нет, мы не ругались… нет, мы последний раз виделись у отца, а потом… я не знаю, где она, – заикаясь, отвечает Рейчел.

Здесь висела картина или же фотография. Цвет стен немного отличается, да и место для гвоздя пустует.

– Ты разозлилась, когда узнала, что она улетела? – Продолжаю я, отмечая, что на стене за диваном отсутствуют три картины. Опускаю взгляд вниз.

– Она улетела? Я…

– Я просил не лгать. Не вынуждай меня раздражаться, сейчас это может быть крайне опасно для тебя, – бросаю быстрый взгляд на Рейчел, наблюдающую за мной. А Джо уже расположился в кресле, позволяя мне делать то, что я хочу. И правильно. Это моя война. Моя женщина. И моя… хорошо, ошибка. Не хочу ни в чём признаваться. Даже себе.

– Мне звонил Филипп вчера и сказал, что Санта дома. Сестра просила со мной связаться. Он оставил сообщение на автоответчике. Я попыталась перезвонить, но никто не взял трубку. Она была с вами, да? Почему она улетела? Она же обещала не делать этого! Она…

– Да, она была с нами. Но… в общем, произошёл инцидент, и она ушла. Это случилось несколько дней назад. Я только сегодня узнал, что она вернулась в Лондон. А Ред был в курсе, думаю, с момента её приземления, – распинается Джо, и это вызывает отвращение. Откуда такой ужасный голос? Он что, лебезит перед ней?

Возвращаю внимание на странную пыль на полу и, закрывая глаза, перекатываю между пальцами. На обожжённой руке кожа тоньше, чем на другой. Она нежнее и любую шероховатость, затянувшуюся царапину или отшлифованный шрам может ощутить. И сейчас я это делаю

Пыль, которую недавно только подмели. И то крайне плохо. Мелкая. Острая. Стеклянная. Здесь висели фотографии. Теперь их нет. Упасть они сами не могли. Землетрясения не было, значит, их кто-то разбил. Поворачиваю голову, пока Рейчел спрашивает у брата, чего мы достигли в разводе и другую информацию о сестре.