Ванек замер на месте, тяжело дыша. Его глазки забегали по сторонам. Он уже понял, что удрать без потерь не удастся, и теперь судорожно прикидывал, как вырваться с наименьшим уроном.
- Я слышала, ты вчера картинку продал, - продолжала Катерина, надвигаясь на Теплякова, как предвестник цунами.
- П-продал… За пятьдесят баксов!
- Мне сказал - за двести, - уличила я.
- Пошутил, - быстро открестился Тепляков.
- А вот мы сейчас проверим, - сказала Катька.
Прежде чем Тепляков что-то сообразил, она запустила руку во внутренний карман его куртки и выудила бумажник.
- Не смей! - заверещал Тепляков. Дернулся с места, но я быстро подставила ему ногу, и коллега с грохотом растянулся на полу.
- Растешь на глазах! - похвалила меня Катерина. - Просто не узнаю!
Я скромно потупилась. Да уж, заслужила комплимент. Сама себя не узнаю. Подруга расстегнула толстый бумажник, пересчитала купюры.
- Ты смотри, как хорошо живут нищие художники, - удивилась она. - В рублях… раз, два, три, четыре… пять тысяч. А в долларах… почти семьсот. Тепляков, ты котируешься не хуже Рембрандта!
- Это на стройматериалы, - хмуро ответил Ванек. - Я дома ремонт начинаю. Будь человеком, не трогай, я тебе все завтра отдам.
- Ай-яй-яй! - укорила Катерина. - Как не стыдно так нагло врать! Про то, что ты мне завтра отдашь, я слышу с прошлого года! Тепляков, неужели трудно придумать что-нибудь другое? Ну, например, что тебе предстоит операция по смене пола. Или что на тебя наехал художник Шилов, ревнующий к славе и таланту… А, Тепляков? Слабо?
Ванек не ответил. Он сидел на полу и хмурился, потирая толстую ногу.
- Ушибся? - догадалась Катерина. - Бедняжка. Ну ничего, до старости заживет. В общем, так: свои две тысячи я забираю. Ты не против? Кстати, сколько ты у этой дурочки вчера увел? Сотню баксов?
Катерина достала из бумажника стодолларовую бумажку и протянула мне. Я сунула деньги в задний карман брюк.
- Не смей! - взревел Ванек. - Она мне сама отдала! Я на продукты потратился! Один вискарь четыреста рублей стоил!
- Ваня, ты сам его и выпил, - напомнила я.
- Ну и что?! Все равно непорядочно!…
Договорить он не успел. Катерина вынула из бумажника еще одну стодолларовую бумажку и задумчиво пошелестела ею в воздухе. Ванек умолк, испуганно глядя на Катьку.
- Вань, одолжи сотню, - попросила Катерина. - Я завтра отдам.
- Не могу!
- Почему? Я тебе одалживала!
- А я не могу!
Я снова пришла на помощь подруге:
- А мы твою машину помыли! А тебе все некогда.
Тепляков смотрел на нас, подозревая новый подвох, однако все же поблагодарил.
- И все? - удивилась Катерина. - А чаевые?
- Отдай кошелек! - взревел Ванек, доведенный до белого каления.
Катерина засмеялась, сунула сотню в его бумажник, бросила Ваньке.
- Жадный ты, Тепляков, - сказала она. - Жадность тебя и погубит.
Получив бумажник, Ванек сразу успокоился. Достал купюры, тщательно пересчитал их, шевеля губами. С сожалением вздохнул, поднялся с пола. Поразительно, но он мгновенно заулыбался и расцвел, словно ничего не произошло!
- Ладно, кровососы, мы в расчете. Завтраком угостите рабочего человека?
- И не подумаем! - отрезала Катька. - Забирай свое барахло и топай отсюда. Кстати, а с чего ты решил называться рабочим человеком?
- Работаю много! - объяснил Тепляков. - Рисую и рисую… По восемь часов в день! Рука отваливается!
Катерина опустилась на корточки, перебрала картины, стоявшие у стенки. Подняла голову, внимательно посмотрела на их автора.
- Знаешь, Тепляков, если бы у тебя был КПД хотя бы как у паровоза, ты бы, наверное, стал хорошим художником.
Ванек искренне обиделся и даже рискнул назвать Катьку дурой необразованной.
- Много ты понимаешь! Да я в месяц шесть картин загоняю… По двести баксов минимум!
- А говоришь, денег нет, - поймала я.
Тепляков понял, что заврался, и махнул рукой:
- Ладно, не хотите кормить - дайте хоть чашку кофе. Одну! Я сегодня еще не завтракал.
- Это ты жене объясняй! - не дрогнула Катерина. - Ишь рожу отъел! В два дня не обгадишь!
- Значит, я жадный, да? - рассердился Ванек. - На себя посмотри, оглобля!
Отодвинул Катьку в сторону и широкими шагами устремился на кухню. Катька ахнула и бросилась следом. Не успели они скрыться, как я услышала возню и испуганный Катькин возглас. Следом раздался звон разбитого стекла. Тут я очнулась и побежала к ним.
Тепляков стоял, склонившись над столом, в позе бегемота на водопое. В руке он сжимал узорную слоновью ножку. Сине-золотые осколки разлетелись по кухне, на скатерти медленно расползалось мокрое пятно виски.
Катька держала в руке столовую ложку. Она смотрела на Теплякова со страхом и облегчением.
- Успел выпить? - спросила я, тоже испугавшись.
- Слава богу, нет, - ответила Катерина.
Тут Тепляков обрел дар речи. Швырнул ножку на стол и заревел, как раненый буйвол:
- Крохоборки проклятые! Жлобихи! Прямо по рюмке долбанула, дура! А если бы стекло мне в глаз попало? Или в щеку? Изуродовала бы человека! Насрать ей на это! Лишь бы не дать глотка сделать! Пропадите вы пропадом, дуры! Ужритесь, упейтесь сами!
- Заткнись! - прикрикнула я, но Теплякова уже несло на всех парах.