- Не знаю. Наверное, буду.
- А когда все продашь? - поинтересовалась она. - Тогда что? За картины примешься?
И этот вопрос меня просто убил. Картины - для меня святое. Продавать их - все равно что продавать свою душу.
- Никогда!
- Тогда думай, как на жизнь заработать, - приказала Катька. - Рисуй на продажу. Авось, что-нибудь получится. Или выходи замуж.
- За кого?! - опешила я.
Катька нетерпеливо передернула плечами.
- Ну, не знаю… Да хоть за Пашку! А что? Парень со специальностью, прилично зарабатывает, давно в тебя влюблен.
- Влюблен в меня?! - не поверила я. - Пашка?! Ты с ума сошла! Мы ведь дружим!
Катька только вздохнула и покрутила пальцем у виска, сказав наставительно, что надо взрослеть, что просто неприлично в моем возрасте быть такой дурой.
Я запаниковала. Пашка мне очень нравился, знала я его давно, но до сих пор все наше общение сводилось к совместным культпоходам в театр и на выставки. Разговоры мы вели сугубо интеллектуальные, обсуждая книги Мураками и последние переводы Переса-Реверте.
- Ты не ошибаешься? - на всякий случай спросила я. - А почему он мне ничего не сказал?
Катька пожала плечами, будто разговаривала с душевнобольной.
- Тебе скажешь, как же… Можно подумать, ты ему давала такую возможность! Небось, как только наступала многозначительная пауза, ты тут же начинала трещать о малых голландцах.
- Неправда!
- Ну, не о голландцах, так об импрессионистах. В общем, не важно. Ты мне скажи: Пашка тебе нравится?
Я прикусила губу и молча посмотрела на Катьку.
- Ясно, - сделала вывод подруга. - Нравится. Ладно, сиди дома, никуда не уходи, я скоро вернусь. Поняла?
- Поняла, - ответила я послушно.
С детства я привыкла получать четкие указания и всегда точно им следовать.
Подруга покинула меня примерно на час и вернулась с радостной вестью:
- Пашка приедет вечером, после работы.
- Зачем?
- Делать предложение, - невозмутимо объяснила Катька. - Я съездила к нему в офис, провела подготовительную работу. Сказала, что ты хочешь выйти за него замуж.
- Так и сказала?! - ужаснулась я и вскочила с кресла. - Боже, какой стыд! Как ты могла!…
- Сядь! - велела Катька железным тоном, и я покорно шлепнулась обратно. - Должен же кто-то за тобой присматривать. Почему не Пашка? Ты не против, он не против, чего зря время терять? И так уже восемь лет за тобой таскается по культурным центрам, пожалей парня! Ты же не памятник!
Я промолчала. Катька вышла из комнаты, обследовала кухню, вернулась обратно и проинформировала меня:
- В доме шаром покати. Чем ты питаешься, мать, святым духом?
- Кефиром. И пельменями.
Подруга резко отмела мой продуктовый ассортимент, объяснив, что Пашка достоин лучшего. Велела мне стереть быстренько пыль в квартире и побежала в магазин.
Одним словом, Катька устроила мою судьбу. И за это я ей безумно благодарна. Впрочем, подруга всегда спасала меня в критических ситуациях. Просто не знаю, что бы я делала, не будь ее рядом…
На этом мои воспоминания оборвались. Ванек открыл дверцу, потянуло сквозняком, и я вернулась из прошлого в реальность. Большой пакет с продуктами уже стоял между нашими сиденьями. И Ванек строго сказал, чтобы я придерживала его локтем, мол, там стеклянная тара.
Я укоризненно зацокала языком. Тепляков тут же кинулся в атаку:
- Всего одна бутылка вискаря! Хороший вискарь, не паленый! Ну, мать, не ломайся! Нужно же отметить день освобождения от мужа!
Через полчаса мы притормозили возле моего дома.
- Я пока найду, где приткнуть машину, а ты иди вперед и включай чайник, - велел Ванек.
Я буквально выпрыгнула из салона. Ура! Не пришлось просить Ваньку ждать на лестнице, пока я сниму квартиру с сигнализации! Я покрепче ухватила пакет с продуктами за длинные ручки и поволокла его к подъезду.
Мы живем в большом доме старой сталинской постройки. Такие дома очень ценятся из-за удобной планировки комнат, высоких потолков и отличной звукоизоляции. Последнее качество было особенно важным для моей мамы, репетировавшей дома несколько часов в день. Свое раннее детство я провела под роялем: сидела и слушала, как мама громко распевает красивую музыку на красивом, но непонятном языке. Пряталась я потому, что мама не любила моего присутствия на репетициях: она считала, что я ей мешаю.
А может, она не любила меня?
Я тихо вздохнула. Все возможно. Нет, пожаловаться не на что: меня всегда модно одевали, вкусно кормили, хорошо обучали и возили отдыхать к морю. Но все это делали какие-то посторонние люди, без душевного тепла. Люди, получавшие зарплату за заботу обо мне. Мама в моей жизни появлялась редко, можно сказать, наездами. Иногда открывалась дверь моей комнаты, и в нее входила целая делегация с мамой во главе. Помнится, мама почему-то всегда была окружена множеством людей.
Она подходила ко мне, целовала в лоб, задавала какие-то дежурные вопросы: как дела в школе, как отдохнула, что ела?… А я во все глаза рассматривала красивую, нарядную женщину, от которой пахло чудесными духами и у которой были холодные чужие глаза.