Пока муж в командировке

Я посмотрела на бугая. Тот обошел машину, открыл передо мной дверцу и велел мне выходить. Сопротивляться ему было так же смешно, как встречать цунами на доске для серфинга. Я покорилась своей участи и вышла. Бугай крепко взял меня под локоть, повел в дом.

Я была сильно напугана, однако автоматически отмечала прекрасный вкус, с которым были обставлены комнаты. Похоже, хозяин дома не только богат, но и образован. Это хорошо. Интуиция подсказывает: ничего страшного со мной здесь не произойдет. Образованный человек не может быть преступником. Хотя почему я так решила? А профессор Мориарти?..

Бугай провел меня по длинному коридору и так толкнул в открытую дверь, что я пролетела несколько шагов вперед. Несколько секунд постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего конвоира, затем огляделась вокруг и тихо ахнула. Мама дорогая!

Огромная светлая комната. Паркетный пол, натертый до зеркального блеска, отражал яркий верхний свет. Мебели в комнате не было, а на стенах висели картины… картины, которые я видела только в каталогах известных музеев.

Копии были сделаны превосходно: тот, кто их писал, был не менее гениален, чем создатели шедевров. Я пошла вдоль стен, восхищенно разглядывая полотна. Вот знаменитая «Весна» Боттичелли, вот чудесный Пинтуриккьо, две копии «Святых» Сурбарана, «Мадонна» Мурильо, «Портрет фрейлины» Рубенса, автопортрет Рембрандта…

Фантастика!

Кто бы ни был хозяин этого дома, он мне уже нравится. Вкусы у нас совпадают! Я тоже люблю позднее Возрождение, а вот импрессионистов и сюрреалистов не жалую. А уж про авангардистов и говорить нечего!

Тут мой взгляд упал на большой настенный термометр. Ого! В доме установлена очень дорогая система поддержки микроклимата! Это значит, что все триста шестьдесят пять дней в году здесь одна и та же температура воздуха и неизменный уровень влажности! Ничего себе! Так разоряться ради копий! Нет, копии отличные, но это же только копии. Хотя, возможно, хозяин дома выдает их за оригиналы.

Я подавила смешок, перешла к другой стене зала, осмотрела продолжение экспозиции. Надолго задержалась перед портретом инфанты Маргариты, когда-то позировавшей знаменитому Веласкесу. Очаровательная двенадцатилетняя девочка в роскошном платье. Белокурые локоны распущены по плечам, в них алая роза. Глаза смотрят грустно и чуть подозрительно, словно девочка уже привыкла не доверять окружающим ее льстецам.

– Любите Веласкеса? – спросил меня кто-то.

Я обернулась.

В дверях стоял грузный пожилой человек, похожий на Бармалея. Лицо у него было некрасивое от природы, и длинный шрам, шедший от правой щеки к подбородку, очарования мужчине не прибавлял. Он опирался на толстую трость с золотой насечкой, и я заметила, что правая нога у него заметно короче левой.

Впрочем, неказистую внешность вошедшего в какой-то мере компенсировала прекрасная одежда. Костюм, несомненно, был сшит хорошим кутюрье и обладал неброским шармом дорогой эксклюзивной вещи. Расстегнутый вырез белоснежной рубашки украшал дорогой шелковый платок, на пальце правой руки сверкал тяжелый перстень с черным матовым камнем. Стильная штучка.

– Очень люблю, – ответила я, сочтя затянувшееся молчание неприличным.

Мужчина улыбнулся, обвел долгим взглядом картины. Так смотрят на безнадежно любимую женщину: с покорностью и страстью. Примерно так на меня смотрел когда-то Пашка. Еще до нашей женитьбы.

Мужчина переступил с одной ноги на другую, оперся на трость.

– Прекрасный портрет, – сказал он, кивая на юную наследницу испанского престола. – Гениальный художник должен быть немного пророком, вам не кажется? Вглядитесь в эту девочку. По лицу не скажешь, что ее ожидает блестящее счастливое будущее. Есть в ней обреченность ягненка перед закланием. Нет?

Я посмотрела на Маргариту. Принцесса ответила мне долгим грустным взглядом.

– Поздняя дочь стареющего короля Филиппа, – продолжал мужчина, делая еще один шаг ко мне.

Тяжело стукнула трость, я почувствовала запах хорошей туалетной воды. Сибарит мой гид, ничего не скажешь.

– Он, кажется, правил Испанией в семнадцатом веке? – спросила я.

Мужчина кивнул. Вблизи шрам на его лице показался мне еще уродливее, чем издали. Но неожиданно я почувствовала, что попадаю под странное обаяние этого пожилого некрасивого, искалеченного человека.

– Последний из рода Габсбургов. Точнее, предпоследний. Последним был его сын. Полный и законченный идиот. – Тут он поймал мой удивленный взгляд и сразу поправился: – Сказав «идиот», я имел в виду медицинский диагноз. Ну, если вам не нравится это слово, назовем его дауном. И Маргарита дожила лишь до двадцати лет.

– Болезнь? Эпидемия? – предположила я.

Мужчина с легкой усмешкой покачал головой.