Пока муж в командировке

– Постарайся, – ответила мама. – Тебе пора, нечего тут засиживаться. Да! Скажи ему, что я не люблю красные розы. Пускай приносит желтые.

– Кому сказать? – удивилась я, но тут обнаружила, что в комнате никого нет.

Минуту я лежала неподвижно, разглядывая темный потолок. Ну и сон мне приснился, не приведи господи. Хотя почему я так говорю? Выглядела мама чудесно, значит, не все так плохо в том месте, где она сейчас пребывает. К тому же у нее есть собственный концертный зал, а больше маме для счастья ничего не нужно.

Все же странные слова она мне сказала. «Твой номер – восьмой». Интересно, что все это означает? Ерунда! Просто набор бессмысленных словосочетаний! Тоже мне, толковательница сновидений! Девица Ленорман!

Я повернулась на бок и закрыла глаза, но сон не шел.

Король Матиаш. Мама упомянула о короле Матиаше. Значит, был такой правитель… Интересно, откуда мама о нем знает?

«Дурочка, это ты о нем знаешь, а не мама! – поправила я сама себя. – Просто засело имя в голове, вот и приснилось во сне».

Странный сон. Очень странный…

«Скажи ему, что я не люблю красные розы. Пускай приносит желтые!» – эхом отозвалась в ушах последняя мамина фраза.

Еще одна нелепость. Кому сказать? Какие розы?

Я села на кровати, свесила ноги на пол. Включила бра, посмотрела на часы.

Половина шестого. Больше поспать не удастся. Ну и ладно. Все равно у меня сегодня полно дел, так что пора приниматься за работу.

Через час, одетая и собранная, я стояла в коридоре и проверяла, не забыла ли чего. Гвоздики я купила еще вчера, причем купила целый ворох, обрадовав продавщицу. Мама любила осенние цветы: хризантемы, астры, георгины… Про гвоздики не знаю, врать не стану, но в цветочном киоске почему-то продавались только оранжерейные розы и гвоздики. Мама терпеть не могла оранжерейные бутоны, словно вылепленные из воска и совершенно лишенные запаха. Говорила, что это мертвые цветы.

А гвоздики пахли острым пряным запахом, и я почему-то подумала, что маме они понравятся. Поэтому купила все, сколько их было в киоске.

Я еще раз окинула взглядом накрытый стол. Пожалуй, даже хорошо, что я так рано поднялась. Первые гости могут прийти рано, часов в десять, я как раз успею вернуться с кладбища.

Я решила не ставить квартиру на сигнализацию. Заперла дверь на все замки, спустилась вниз, вышла к дороге и подняла руку. Через минуту возле меня притормозил частник.

До кладбища я добралась быстро. Ездить по городу ранним утром – сплошное удовольствие. Машин мало, пробок никаких. Просто каталась бы и каталась, если бы время было и деньги.

Я вошла в распахнутые ворота и медленно пошла вдоль центральной аллеи, выискивая нужный ряд.

Мамин памятник виден издалека. Это высокая монументальная стела, украшенная поясным портретом. Памятник роскошный и очень дорогой. Половину стоимости взял на себя театр, иначе я бы такое великолепие просто не потянула.

Я подошла к железной ограде, поклонилась, перекрестилась. Потянула на себя дверцу в ограде и вдруг остолбенела.

На плите у основания стелы лежал огромный букет роскошных красных роз. Длинные стебли были надломлены ближе к цветкам. Тот, кто принес этот роскошный букет, не хотел, чтобы его украли и перепродали.

Я разглядывала розы. Мной овладело странное чувство, что все это происходит во сне.

Я медленно наклонилась, подняла с гранитной плиты сломанный стебель. Поднесла бутон к лицу, вдохнула аромат. А цветок-то пахнет! Живой, не оранжерейный! Да я и сортов таких в Москве не видела! Зато видела подобные розовые кусты на юге, в Гаграх, где мы с мамой однажды отдыхали.

Значит, у мамы есть неведомый поклонник с юга. Воображение тут же нарисовало мне колоритного грузина в кепке с золотым перстнем и платиновыми зубами. Нет, вряд ли такой человек станет ходить на оперные спектакли.

– Мама, кому я должна передать, что ты не любишь красные розы? – спросила я вслух.

Тишина.

Художник изобразил ее в обычном строгом костюме, как на паспорте. Отчего-то мне показалось, что лицо у мамы усталое, а глаза грустные. Как жаль, что я так мало о ней знаю! Я подошла к памятнику, прижалась щекой к холодному граниту. Разбросала гвоздики поверх роскошных роз, зажгла несколько поминальных свечей, просидела на скамеечке почти полчаса, вспоминая свое странное детство.

Наконец холод напомнил мне о времени. Я потерла друг о друга замерзшие ладони, подышала на них теплым паром. Достала из сумки конфеты, яблоки и положила их на столик: пускай кто-нибудь остановится и помянет маму.

Я повернулась к памятнику, поклонилась еще раз. Тихонько сказала:

– Скоро приду еще.

Поплотнее запахнула куртку, поправила косынку и побрела обратно.