Пока мы были не с вами

В нос «Аркадии» нацеливается огромное дерево со всеми корнями и ветвями. Я успеваю увидеть его до того, как свет прожектора сдвигается в сторону. Я тянусь за багром, чтобы его оттолкнуть, но не нахожу его на привычном месте. Мне остается только вцепиться в столб на крыльце, крикнуть Ферн, чтобы она за что-нибудь крепко держалась, и смотреть, как дерево врезается в наш борт, а его корни обхватывают «Аркадию», словно пальцы великана. Они ловят меня за лодыжку, выворачивают ее и с силой тянут.

Слышно, как в хижине Ферн выкрикивает мое имя.

— Держись! Держись крепче! — кричу я в ответ. Дерево тянет и рвет, вращая «Аркадию», словно волчок, закручивая вокруг оси, затем ломается и оставляет нас накрененными в потоке воды. Волны захлестывают лодку, заливая хижину водой.

Палуба выскальзывает у меня из-под ног.

«Аркадия» стонет. Гвозди выходят из пазов. Ломаются доски.

Корпус налетает на что-то твердое, столбик крыльца вырывается из моих рук, и следующее, что я помню, — как лечу сквозь дождь. Из меня вышибает дух, и темнеет в глазах.

Я больше не слышу треск дерева, вой ветра, крики и отдаленный гром.

Вода холодная, но мне тепло. Я вижу свет и в нем — маму. Куинн тянет ко мне руку, а я протягиваю свою, но я не успеваю дотянуться — река уносит меня прочь, дергая и мотая.

Я пинаюсь, сражаюсь с ней и выплываю на поверхность. Я вижу «Аркадию» в свете огней буксира. Вижу, что в нашу сторону плывет шлюпка. Слышу свист и крики.

Ноги немеют, а кожа холодна как лед.

«Аркадия» вклинивается в груду плавучих бревен. Миссисипи, словно пасть гигантского дракона, медленно пережевывает ее корпус.

— Ферн! — мой голос тонет в плеске воды и вое ветра. Я плыву изо всех сил, врезаюсь в бревна, цепляюсь за них и чувствую, как водоворот пытается утянуть меня вниз, оторвать. Но я борюсь с ним, залезаю на самый верх плавника, карабкаюсь на палубу «Аркадии» и еще выше, к самой двери.

Она с грохотом падает внутрь, когда я ее открываю.

— Ферн, Ферн! — кричу я.— Ферн! Ответь! — дым глушит мой голос. Горячие красные угли из печи рассыпались по всему полу. Они шипят на мокром дереве и у меня под ногами.

Все перевернуто вверх дном, и я ничего не вижу. Сначала я иду не в ту сторону и оказываюсь перед столом, а не возле кроватки Ферн. Стеганое одеяло с кровати Куини и Брини плавает рядом, будто разноцветный кит с языком пламени сверху. Рядом с ним огонь лижет оконные занавески.

— Ферн! — неужели она пропала? Может, упала в реку? Или Брини уже вытащил ее отсюда?

Дом захлестывает волна, собирает с пола красные угли и выносит через дверь. Они шипят и визжат, умирая.

— Ри-и-и-ил! Спаси меня! Спаси меня!

Прожектор скользит по нам, описывая долгий, медленный круг, светит на нас через окно. Под кроваткой Ферн я вижу лицо сестры, ее широко распахнутые от ужаса глаза. Она тянется ко мне, и в ту же секунду, как я хватаю ее за руку и пытаюсь вытащить, вода подхватывает нас обеих. Мимо проносится стул, он больно бьет меня по спине и опрокидывает на пол. Вода заливает лицо и уши. Я изо всех сил стараюсь не выпустить Ферн.

Еще один стул падает. Я хватаю сестру, спотыкаюсь и ползу через хижину к боковой двери.

Внутрь снова проникает свет от буксира. Я вижу на стене фотографию Брини и Куини, а рядом с ней — распятие Куини.

У меня нет времени, но я ногой придерживаю Ферн, а сама тянусь за фотографией и распятием мамы, затем засовываю их за ворот своей ночной рубашки и за резинку штанов. Они бьются о кожу, уголки больно врезаются в нее, пока мы выбираемся из хижины, перелезаем через ограждение и карабкаемся на кучу дрейфующего плавника, цепляясь за переплетенные ветви, обломки досок и деревья. Мы юркие, словно мышки, ведь такая жизнь для нас привычна.

Но мы обе понимаем, что на куче небезопасно. Даже добравшись до другого ее конца, я чувствую жар от огня. Я держу Ферн за руку, поворачиваюсь и смотрю на «Аркадию», прикрыв глаза ладонью. От хижины поднимаются языки пламени, прожигая насквозь крышу, стены и палубу, обнажая остов «Аркадии», уничтожая ее красоту. В воздух взлетают горящие хлопья — вверх, вверх, еще выше,— а затем кружатся в воздухе миллионами новых звезд.

Охлажденные дождем, они падают прямо на нас. Ферн вскрикивает, когда еще теплый уголек приземляется на нее. Я обхватываю рукой ворот ее ночной рубашки, сажусь рядом на корточки и окунаю ее в воду, наказывая крепко держаться за переплетенные ветки. Здесь слишком сильное течение, чтобы мы могли доплыть до берега. Сестренка начинает выбивать дробь зубами, а ее лицо бледнеет от холода.

Куча бревен начинает гореть. Скоро огонь доберется идо нас.

— Брини! — вырывается у меня его имя. Он где-то неподалеку. Конечно же, он ушел с-лодки. Он спасет нас.

«Он же спасет, правда?»

— Держитесь! — кричит кто-то, но это не Брини.— Держитесь. Не двигайтесь!

На «Аркадии» взрывается бак с топливом, и угли разлетаются во все стороны. Один приземляется мне на ногу, и меня пронзает боль. Я кричу, машу ногой и опускаю ее в воду, держась за Ферн.

Дрейфующая груда дерева смещается. Теперь она тлеет уже в десятке мест.