И только сейчас я обнаружила одну странность — она ни словом не обмолвилась, от кого получила этот подарок. Смогу ли я найти сведения о нем в ее старых ежедневниках? Она прилежно записывала все события своей жизни: с кем встречалась, что надевала, что подавали на завтрак, обед и ужин, не пропуская ни дня. Если они с Мэй Крэндалл дружили или играли в бридж, ее имя должно быть указано в ежедневнике.
«Когда-нибудь ты их прочитаешь и узнаешь все мои секреты»,— сказала однажды бабушка Джуди, когда я спросила ее, почему она так тщательно все записывает.
Сейчас ее фраза кажется мне разрешением, но, пробираясь по темному дому, я не могу избавиться от чувства вины. Моя бабушка еще не умерла, она все еще с нами. Я будто шпионю за ней, хотя при этом не могу отделаться от ощущения, что она хочет, чтобы я что-то поняла, что-то важное для нас обеих.
За библиотекой, в ее маленьком кабинете на столе все еще лежит последний из ежедневников. Он открыт на том самом дне, когда бабушка исчезла на восемь часов, а потом нашлась, растерянная и смущенная, в бывшем торговом центре. Тогда был четверг.
Записи едва можно разобрать. Буквы скачут, строчки съезжают вниз. Совсем не похоже на прекрасный, округлый почерк бабушки. «Трент Тернер, Эдисто» — единственная запись за тот день.
Эдисто? Она хотела туда поехать? Она почему-то решила, что отправляется в коттедж на острове Эдисто, чтобы... с кем-то встретиться? Может, ей приснилась поездка туда, а проснувшись, она решила, что это произошло на самом деле? Может, она заново переживала события далекого прошлого?
Кто такой Трент Тернер?
Я медленно продвигаюсь к началу ежедневника.
В череде встреч и прочих социальных контактов бабушки за последние месяцы нет ни единого упоминания о Мэй Крэндалл. Но по поведению Мэй я каким-то образом поняла, что их последнее свидание состоялось не очень давно.
Чем раньше даты, тем аккуратнее почерк бабушки. Меня обступают привычные дела, в которых я когда-то принимала участие — мероприятия Федерации женских клубов, библиотечный совет, Общество дочерей американской революции, а весной — еще и Садовый клуб... Тяжело осознавать, что всего семь месяцев назад, до стремительного угасания, бабушка жила относительно полной жизнью, занималась общественными делами, хотя пара ее друзей в разговоре с родителями уже упоминали о том, что «у Джуди бывают небольшие проблемы с памятью».
Я снова листаю страницы — размышляю, вспоминаю, думаю об этом переломном годе. Жизнь иногда поворачивает очень круто. Просматривая бабушкин ежедневник, я чувствую это еще острее. Мы можем планировать свою жизнь, но мы не властны над нею.
Январские записи бабушки начинаются с одной строчки, спешно нацарапанной на полях прямо перед первым днем нового года. Там снова написано: «Эдисто» и «Трент Тернер». Под именем указан номер телефона.
Может, она договаривалась о каких-то работах и коттедже? Вряд ли. С тех пор как семь лет назад умер дедушка, все дела бабушки Джуди ведет личный секретарь отца. Если существовали какие-то договоренности, о них должен был позаботиться секретарь.
Думаю, есть только один способ проверить.
Я беру телефон и набираю номер.
Раздается первый гудок. Второй.
Я начинаю думать, что же сказать, если кто-то ответит. «Э-э-э... Я точно не знаю, почему вам звоню. Я нашла ваше имя в старой записной книжке в доме бабушки, и...»
И... что?
На другом конце линии включается автоответчик: «Агентство недвижимости Тернера. Это Трент. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок, но если вы оставите сообщение...»
Недвижимость? Я потрясена. Неужели бабушка Джуди собиралась продать коттедж в Эдисто? Представить себе не могу. Коттедж принадлежал нашей семье с тех пор, как она вышла замуж за дедушку. Она очень любила это место.
Мои родители обязательно сказали бы мне, если бы собрались его продавать. Должна быть другая причина, но выяснить ее я сейчас не могу и потому возвращаюсь к поискам.
В чулане я нахожу остальные ежедневники бабушки: они, как и прежде, хранятся в старом книжном шкафу; расставлены аккуратно, по порядку, начиная с года, в котором она вышла замуж за дедушку, и почти до настоящего времени. Просто ради забавы я беру самый старый. Кожаная обложка молочно-белого цвета высохла, покрылась коричневыми трещинами и стала похожа на кусок старинного фарфора. Записи внутри сделаны затейливым девичьим почерком. Страницы заполнены заметками о вечеринках в женском клубе, экзаменах в колледже, девичниках, образцах фарфора, вечерних свиданиях с дедушкой.
На одном из полей она тренировалась подписывать свою будущую фамилию, которую приобретет после скорого замужества. Завитушки неопровержимо свидетельствуют о головокружительной первой любви.
«Была в гостях у родителей Гарольда в Дрейден Хилле,— говорится в одной из записей.— Каталась на лошадях. Я взяла несколько барьеров и просила Гарольда не говорить об этом матери. Она хочет, чтобы до свадебной церемонии мы добрались живыми и невредимыми. Мет ни малейших сомнений — я нашла своего принца».