Пока мы не встретимся вновь

Это было бы слишком. Французскую душу Евы и так смущала бесконечная щедрость здешней земли, которая, попирая все законы ботаники, объединяла, казалось, несовместимое — деревья и цветы различных климатических зон. Ева вспомнила апрель в Париже: дождь, холод, и маленькое, очень нужное утешение в виде букетика первых мимоз, выросших на холмах близ Канн и купленных в киоске возле метро. Эти причудливые и довольно жалкие цветы с ностальгическим запахом и пушистыми желтыми соцветиями-однодневками назавтра же осыпались. Пожалуй, их любили только за то, что у них вообще хватало смелости появиться на свет. Вот какая весна была для нее привычна и знакома — печальная и скудная на радости, наполненная единственной мечтой о наступлении солнечного июля. А эта чудесная земля слишком прекрасна, чтобы существовать на самом деле, не так ли?

Впрочем, зачем обсуждать дары Господа, спросила себя Ева, их надо с благодарностью принимать. Лаперуз, первым ступивший в 1786 году на землю Калифорнии, конечно не задавался подобными вопросами. Ни Луи Бушет, посадивший первый виноградник на Мейси-стрит в 1831 году, ни Жан-Луи Винье, последовавший его примеру годом позже, не тратили попусту времени на философские размышления о необычной щедрости местного климата.

В 1836 году в Лос-Анджелесе проживало не больше десятка французов. Теперь же, чуть менее века спустя, французская община Лос-Анджелеса насчитывала в общей сложности двести тысяч человек. Ясно, как привлекательна эта земля для людей, подумала Ева и устало потянулась после утомительного дня, проведенного в обществе дам, таких энергичных, каких она еще не видывала.

Еве, в сущности, было безразлично, сколько французов живет в Лос-Анджелесе — двести тысяч или два миллиона. Все утро у нее ушло на бесконечно затянувшееся собрание в зале заседаний Французского Благотворительного Общества, где обсуждалась администрация Французского госпиталя Лос-Анджелеса, затем последовало собрание женского отделения Общества Святого Винсента де Поля. Собрание Благотворительного общества французских дам отняло у Евы весь день. Ей удалось избежать только обязательного посещения «Галльской рощи» — местного отделения общества друидов, «кружка Жанны д'Арк» и «Сообщества эльзасцев и лотарингцев».

Если бы только друиды, почитатели Жанны д'Арк и уроженцы Эльзаса могли собраться вместе с членами дюжины других французских организаций и сформировать один большой клуб по интересам, она бы так не уставала, лениво размышляла Ева.

Привычка состоять в нескольких обществах сразу и буйный дух американских граждан вкупе с превосходным, свойственным всем француженкам умением вести бесконечные разговоры делали нескончаемыми обязанности, которые лежали на плечах жены генерального консула Франции. В сравнении с нынешней загруженностью жизнь в Канберре и Кейптауне казалась сейчас Еве тихой и провинциальной.

Но, несмотря на вечную усталость, Ева была счастлива. Поль целыми днями пропадал на службе, управляя делами большого консульства на Першинг-сквер. Девочки, казалось, привыкли к жизни в Калифорнии скорее, чем отправились спать в первый вечер, проведенный в новом доме.

Ева подозревала, что их мгновенное привыкание произошло благодаря появлению мороженщика, чьи колокольчики зазвенели рядом, едва семья Ланселей остановилась перед своим новым домом. Он бесплатно вручил каждому из них по эскимо, и, слопав по порции ванильного мороженого, покрытого ломким, хрустящим шоколадом, Фредди с Дельфиной обнаружили у себя в руках желанные «счастливые палочки».

Получить «счастливую палочку» считалось хорошим предзнаменованием в этом краю, где каждый новый день сулил бесконечные возможности, пусть даже это были всего лишь незрелые ягоды кумквата с бульвара Франклина, которыми Фредди набивала рот по дороге в школу. Дельфина вместе с подругами спокойно следовала поодаль, делая вид, что они вовсе не сестры, пока Фредди дурачилась, гримасничала и скакала по тротуару, в общем вела себя так, словно еще не выросла из длинного поводка, к которому Еве приходилось пристегивать дочь в ее самые буйные годы в Канберре.

Нет никаких сомнений, думала Ева, Фредди на роду написано удрать из дома. Ее первым словом было «туда», а первым побуждением — преодолеть все, что лежало у нее на пути, мешая добраться до выхода из комнаты. Едва научившись ходить, она облазила каждую пядь земли вокруг дома и тут же начала обследовать пространство за забором.

— Только поднятая соседями тревога уберегла ее от похода по Диким Землям [6], — сокрушался Поль, мастеря для девочки помочи, которые позволяли ей гулять по всему двору, но не давали возможности выйти на улицу.

«Эта пошла в меня», — сначала тайно радовалась Ева, лишь немного опасаясь за дочь. Однако вскоре стало очевидно, что мадемуазель Ева Кудер была просто благовоспитанной девицей по сравнению с мисс Мари-Фредерик де Лансель. Этот ребенок хотел летать!