Я удрала с девичника, и мы с тобой поехали к тебе в гостиницу – в такой же скромный домик-пансион, как тот, где я начинала модельную карьеру в Англии. Ты показался мне таким заматеревшим, уверенным в себе, таким по-настоящему, по-мужски красивым, каким никогда не светило стать моему будущему мужу. А я была в такой растерянности, мне так страшно стало подниматься на самую высокую свою вершину, так захотелось быть маленькой, и слабой, и беззащитной – такой, какой можно быть в детстве.
И мы смотрели фотографии, и целовались до утра, и все, конечно, у нас было, и я в первый и в последний раз в Англии чувствовала себя свободной и счастливой!
А когда утром ты вышел проводить меня до моего семейного пристанища, к нам уже направлялся мой будущий муж, такой же улыбающийся и лощеный, как всегда. И ты еще не знал его по-настоящему, поэтому принял все это за чистую монету. А я знала. Делать было уже нечего, но весь день, в мэрии и на свадебном торжестве, я боялась приблизиться к тебе и лишний раз взглянуть на тебя. В тот день я впервые увидела, каким может быть истинное лицо моего мужа, и задумалась над грустной улыбкой Лакшми-рани на фотографии…
А ты, видимо, решил, что все это было для меня игрой, приятным времяпрепровождением. Ты снова остался отвергнутым, и гордость не позволила тебе показать своих настоящих чувств. Весь день ты смеялся, шутил, рассказывал о своем будущем репортаже. И – неожиданно уехал. В тот же день, вечером. Хотя планировал провести здесь неделю.
А Сименс успел-таки ядовито пошутить при тебе о скором прибавлении нашего новоиспеченного семейства…
Правда, пошутил он в итоге сам над собой. А твой репортаж оказался во всем правдивым.
Ровно через девять месяцев, как и положено природой, семейство действительно прибавилось. Чтобы проверить свои подозрения, Сименс целый месяц после свадьбы не провел со мной ни одной ночи. А правду я знала и без него. Родилась твоя дочь, Кир, Елизавета Кирилловна Сотникова, в миру Элизабет Сименс. И об этом не знал никто, кроме меня и моего мужа…»
Тут я невольно ахнул и прикрыл глаза. Но не в моих силах было оторваться от написанных Майкой строчек.
«И дальше, всю нашу совместную жизнь, я с переменным успехом пыталась убедить его в обратном. Искала в ней сходство с Диком и его родными, благо в родне встречались и темные, и светлые. Красоту с удовольствием приписывала Лакшми-рани. В характере – а девочка проявляла характер! – выискивала его черты. Дик хотел верить мне. Но с детства он так боялся предательства, что, допустив один раз такую мысль обо мне, выпустил джинна из бутылки. Джинна ревности и подозрительности.
Мы жили в богатстве и в показной взаимной любви. Но его подозрения душили все наши, даже самые благие, намерения. Я начала бояться мужа так же, как в раннем детстве боялась скандальную Женьку. Боялась не за себя – тогда мне казалось, что Сименс любит меня по-прежнему, – а за маленькую Бесси. Девочка еще не могла говорить, когда я заметила, что и у нее он вызывает страх: Бесси боялась оставаться с ним и жалостно цеплялась за меня, когда мне приходилось куда-либо уйти. Я просила нянек следить за Диком и удивлялась, видя, как он молниеносно увольнял всех тех, с кем мне удавалось наладить взаимопонимание. Конечно, тут уж мне стало не до карьеры. Как и предвидели репортеры. Теперь я, представляясь молодой и счастливой матерью, давала интервью о том, что предпочитаю карьере модели спокойную, размеренную семейную жизнь. Если бы вы знали, как далека эта жизнь была от спокойствия и размеренности!
Однажды я на день отлучилась в Лондон – подписать отказ от договора с компанией «Макс Мара». Я собиралась переночевать в гостинице, но беспокойство за дочку погнало меня назад, в Оксфорд. Приехала я совсем поздно. Муж лежал пьяный в индийской спальне на первом этаже, няня была отпущена на всю ночь, а малютка исходила криком на балконе второго этажа, мокрая и холодная. И это в дождливую погоду!
В другой раз Дики потерял ее в супермаркете. В третий… Ладно, просто нет сил перечислять!
Разумеется, чаще всего я сидела с Бесси дома. И присмотрелась за это время к подлинному лицу так радушно вначале встретившей меня родины мужа.
Было такое впечатление, что с самого дня нашей свадьбы дождь лил беспрерывно. Причем слякотная зима ничем, кроме температуры, не отличалась от мокрого лета. Бесси беспрерывно болела, муж занудно читал мне нотации о стоимости лекарств и врачей. Он довольно заметно охладел ко мне.
Терзающая его мысль о моем предательстве заставляла Ричарда временами просто ненавидеть нас обеих. Правда, мне и не требовалось его любви. Но с годами Дики стал скуповат, и мне не раз приходила мысль о дополнительном заработке. О возвращении домой я боялась даже думать, чтобы не разрушить дорого доставшегося хрупкого душевного равновесия.
Дочь оставалась единственным чудом, сбывшимся в моей жизни. Дочь и надежда когда-нибудь познакомить ее с тобой, Кир.