Пока мы рядом (сборник)

Денька, к сожалению, вырос далеко не дураком. И где-то годам к тридцати остро ощутил ту самую специфику своего обаяния, которая и сыграла с ним жестокую шутку. Его «рафаэлевские» чары неотразимо действовали на женский пол только до двадцати, максимум – двадцати четырех лет. На возраст увлечения индийскими фильмами, обожания певцов и актеров, любовных записочек (позже – эсэмэсок) и обжимания в подъездах. А вот дальше – никак. Настоящих взрослых женщин Дэн не интересовал. Мешали сутуловатая фигура, узковатые плечи, кривоватые монголоидные конечности. Самолюбивый Дэн и сам сторонился ровесниц – единственной взрослой женщиной в его жизни была все та же Ирэн. А вот без конца иметь дело с малолетками было чревато и частенько приводило к скандалам. Не раз оказывался Забродин на волосок и от статьи за изнасилование, и от принудительной женитьбы, и от самосуда отцов и братьев. Ирка, которую он терзал и мучил, хоть и любил по-своему, была его единственной соломинкой, ибо бороться с собой Забродин не мог. И когда, лет пять назад, они все же развелись – после двадцати-то лет брака! – вся наша компания дружно умоляла Ирку не бросать бабника-мужа на верную погибель. И все пять лет нам оставалось только удивляться, как неожиданно остепенился непутевый Денька. Оставшись один, он не запил и не пустился во все тяжкие. Напротив, навел порядок в квартире, рьяно окунулся в работу, так, чтобы на девиц не оставалось времени. И даже раскопал в своих маргинальных кругах тему настолько интересную, что боялся наболтать лишнего и только изредка и таинственно уверял нас, что слава самого читаемого журналиста у него, считай, в кармане. А так как в склонности к пустой трепотне Денька замечен не был, мне не давала покоя мысль, что есть какая-то касающаяся друга мелочь, которую мы упустили, и раскопать ее некому, кроме Кира Сотникова…

Довольный, я собрался опрокинуть еще стаканчик коньяка под яичницу, но звонок Эльки прервал мои высокомудрые раздумья. Я поспешил к двери.

Глава 5 Приехали!

До свадьбы моя жена носила хорошую украинскую фамилию Гончаренко, несколько не вязавшуюся с нелепым претенциозным именем Элеонора. Поэтому с радостью стала Сотниковой. И осталась ею до сих пор, хотя прошло уже семнадцать лет после нашего развода.

И была новоиспеченная Эля Сотникова худенькой, стройной, с хохляцкими черными бровями и карими очами, заводной и смешливой. Воздыхателей у нее и подруги Ирки было хоть отбавляй, и если бы не «маленькая неосторожность», допущенная в свое время, я, ни в чем не повинный Кир Сотников, возможно, остался бы холостяком. Но мои однокурсницы, обе практичные хохлушки, оказались по-женски дальновидными и сметливыми. И когда перед старостой нашей группы Элеонорой Гончаренко вплотную встал вопрос о семейном гнездышке, они взвесили все шансы окружавших ее парней, и выяснилось, что против меня не потянет ни один. Еще бы! Москвич, с пропиской в Доме на набережной и определенными видами на престижную должность.

Когда Элька, случайная подружка, многозначительно намекнула мне на «задержку», весь хитрый расклад двух лисичек представился мне так ясно, что постоянное после разлуки с Майкой желание «чем хуже – тем лучше» сработало на автомате. Оно, да еще черта моего характера, которой я расплачивался за хамоватый снобизм матери: я не умел использовать обстоятельства и людей в своих интересах. Напротив, страшно не любил отказывать и стремился сам порадовать не только самых близких, но и самых дальних. Мне было легко «войти в положение», «поставить себя на место»… Для журналиста качество нужное, для начальника и даже простого эгоиста – противопоказанное. Отказ в просьбе, даже самой неудобной, вызывал у меня душевный дискомфорт и нравственные терзания. Единственным знакомым мне человеком, еще сильнее обремененным сим неудобным качеством, был Венька Ерохин.

Так и в наш союз с Элькой мы вступали вполне обдуманно: я терзал и тешил свое разбитое сердце, а Элька утверждалась в жизни на прочном официальном фундаменте.

Вместе мы провели довольно безрадостные годы. Мне было все равно, а жена искала новую партию. Друг друга мы особо не доставали, хотя Элькино самолюбие, видимо, заставляло её предпринимать попытки вызвать во мне «настоящие чувства» – не к себе, так к «дочери». Но наше чадо, о котором даже моя маменька не ведала всей правды, уродилось с таким характером – как будто на заказ! – чтобы вызвать мое полное неприятие. Начиная с выбранного женой, видимо, в продолжение своей семейной традиции, нелепого претенциозного имени – Виолетта. Главным интересом жизни для нашей Вальки – так я ее самовольно окрестил – стали деньги, шмотки, сплетни и неиссякаемые матримониальные фантазии: от арабского шейха до скромного управляющего компанией «Лукойл». Замуж дочь тем не менее выскочила в двадцать лет за обычного хохляцкого гастарбайтера и вот уже лет шесть срывала на нем своё неутихающее недовольство жизнью.

С годами Валька делалась все больше похожей на Элю.