Пока мы рядом (сборник)

Но несколько моментов в этой новой жизни раз и навсегда научили меня простой истине, что любая медаль имеет две стороны и что ровно в двенадцать часов карета Золушки превращается в тыкву…

Ведь новое мое место стоило очень дорого… И два раза в неделю в моем уютном съемном гнездышке по-хозяйски стряхивал пепел куда попало вовсе не принц из сказки, а обрюзглый прокуренный Хржановский.

С ним я потеряла невинность, с ним узнала обычную человеческую «любовь», с запахом пота и грязных носков, с вонючими поцелуями и тошнотворным минетом, с постоянной слежкой и унизительными отчетами о потраченных деньгах. А несколько минут прохода по подиуму, по «языку», как мы говорили, с лихвой компенсировались «милыми» выходками заклятых подруг, вроде подпиленного каблука или перца в трусиках! И все отчаянней защищалось от мира то самое ощущение внутри себя живого, улыбчивого, светлого и радостного. Как будто маленький ребенок смотрел на эту жизнь откуда-то изнутри – и так важно казалось уберечь его от этой грязной жизни!

С Лехой, Лехой Приговым, я встретилась на фотосессии на Кубке Кремля. Он тогда занимался теннисом и был на отличном спортивном счету. О том, что он женат, речи как-то не заходило. Да я и не зарилась на семейный очаг. Просто в моей жизни появилась маленькая отдушина. Вместе мы прошлись и мимо нашей старой начальной школы на набережной Мориса Тореза, где давно уже не учились дети, мимо нашего домушки (я еще жила с матерью) при входе во двор школы. Посидели на лавочке среди густых одуванчиков. Прогулялись до вашего Дома на набережной, поели мороженого возле кондитерской фабрики, на островке, где сейчас уродливо торчит Петр Первый, изделие Церетели.

Правда, гуляли мы с ним недолго. Ненароком как-то столкнулись с его благоверной, и, кажется, дома Леху ждала грандиозная выволочка. Так наши прогулки и сошли на нет. Так и не исполнилось мое заветное желание – встретить тебя или Стаса или хотя бы Веньку, «друга индейцев»!

Вроде ничего особенного не было в этих прогулках, а без них мне стало совсем одиноко…

А модельная жизнь шла своим чередом.

С каждым днем, с каждым годом та самая сияющая приманчивая суета светской жизни, с красивыми нарядами, цветами, музыкой и шампанским, с пирушками до утра и шикарными машинами с водителем по пути к чужим шикарным апартаментам, все больше оборачивалась ко мне и другой своей стороной.

Я научилась видеть, как фальшивы радушные улыбки, какой ценой заплачено за роскошные туалеты, колье и машины с водителем. Лет через десять я поняла, что так называемый «мир моды» – так же зауряден, сер и неинтересен, как и мое издательство. Что принцы и принцессы здесь – такие же фальшивые, какой я была сама в начальном классе. Что почти все здесь продается и покупается и человек ценен лишь настолько, насколько богат и известен. А выпасть из этого круга, втянувшись в его сверкающую круговерть, так страшно, что многие сами провоцируют скандалы, суды, не стесняются показывать самое грязное белье, лишь бы «оставаться на слуху и на виду». Ведь жизнь немыслима для них без обожаемых и ненавистных шумихи и блеска. Мне хотелось вырваться из этого жестокого кукольного театра. Но куда? Опять к матери, в дворницкую? Вряд ли она была бы рада…

Шло время, я становилась старше, и все дороже делались моя машина и квартира, и все противнее – смеющиеся Хржановские. И уже не улыбался, а плакал маленький беззащитный ребенок в моем сердце…

И все же иногда мне казалось, что все хорошо. Я, безродная, «лимита», добилась всего сама, живу в Москве, в самом центре, давно не хожу пешком, у меня красивая дорогая одежда, я часто бываю в самых престижных ресторанах. Мать хвастает мной соседкам и далекой белорусской родне, в школе на Овчинниковской набережной моя фотка висит на Доске почета. У меня берут интервью, меня снимают для газет и журналов и часто узнают на улицах. Отличным завершением моей карьеры станет удачный богатый брак и семеро детей по лавкам.

Завершением? А разве жизнь за тридцать уже подходит к концу? Чего же тогда так страшно не хватает мне? Почему кажется, что все настоящее еще и не начиналось, как будто занудное, заунывное предисловие никак не перейдет в удивительную повесть? Неужели последним настоящим, что было в моей жизни, остались прогулки мимо Дома на набережной к кондитерской фабрике и уродцу Церетели, желтые одуванчики и рожок мороженого за пятнадцать копеек?

И тут, словно подслушав мой внутренний монолог, в моей жизни снова появился Пригов.

Глава 16 Чистосердечное признание

Янка прервалась и зашуршала насквозь мокрым плащом, стараясь прикурить сигарету. Но руки ее так дрожали, что и сигарета, и спички тотчас размокшим комком сорвались в темноту…