Пока не поздно

Энтони нахмурился, заново переживая прошлое. Тогда ему не удалось защитить Николаса, как он ни старался. И последствия были ужасны. Молодой человек в гневе стиснул кулаки. На сей раз он любой ценой оградит старого друга от угрозы, что, возможно, таит в себе появление незваной гостьи.

Эта Мей — сплошной клубок противоречий.

Вызывающе ярко одетая, требовательная, и при этом такая эмоциональная, такая впечатлительная и чуткая! Энтони фыркнул. При всем ее обаянии подобное сочетание качеств — смертельная комбинация для больного старика, что нуждается в тишине и покое.

Однако, изнывая от страха за Николаса, Энтони с трудом боролся с желанием заключить в объятия это трепетное, хрупкое существо, прижать к груди, дать понять, что он разделяет ее горе и всей душой ей сочувствует… Останавливала его только тревога за будущее Ребекки. Поэтому, вместо того чтобы пойти на поводу у чувств, Энтони внимал голосу здравого смысла.

— Все готово, — ласково прошептал он ребенку. — Смотри: вот твоя еда. Ради такой вкуснятины стоило чуть-чуть подождать, верно? Ох ты, какие крупные слезки…

Серые глаза потемнели, точно небо перед грозой. Не так давно ему уже доводилось наблюдать рыдания вроде тех, что сотрясали Мей. Тогда Корал молила и заклинала Энтони сохранить в секрете ее признание. Из жалости к умирающей он дал слово — чтобы та спокойно отошла в мир иной. И еще потому, что хотел защитить Николаса.

С тех самых пор он барахтается в болоте лжи и обмана. Но больше он на эту удочку не попадется…

Малышка жадно сосала бутылочку. Энтони поневоле залюбовался сосредоточенным, серьезным личиком девочки. Блаженная невинность… Как она трогательно-беззащитна! Он никогда не смог бы расстаться со столь бесценным подарком — с собственным ребенком.

— Эта женщина может отнять тебя, — сообщил Энтони дочке. При одном этом предположении глаза его яростно вспыхнули, а сердце неистово заколотилось в груди. — Я такого не допущу! — исступленно поклялся он.

Неважно, что за проблемы у Мей, любой ценой придется убедить ее отказаться от мысли о счастливом примирении с отцом. И все равно Энтони чувствовал себя не лучшим образом. Даже притом, что дословно выполнял волю Николаса. Старик некогда уверял — страстно, едва ли не с истерическим надрывом, — что знать неблагодарную не желает.

Энтони представил, как Мей понуро уходит прочь, и сердце его болезненно сжалось. Он уже убедился, как много значит для молодой женщины возможность познакомиться с отцом. В конце концов, он, Энтони, тоже отец! И знает, каково это — утратить свое дитя!

Он рассеянно провел рукою по волосам. Черт подери эту женщину, усложнившую ему жизнь!

Бекки выплюнула соску. С превеликой осторожностью Энтони вытер забрызганные молоком губки — розовые и нежные, точно лепестки цветка. Искоса бросил взгляд на наручные часы и застонал:

— Черт возьми! Позже, чем я думал!

Появление Мей нарушило все его планы. С уборкой придется подождать. Пора ехать в больницу.

Энтони заменил малышке подгузник, извлек из шкафа теплую шерстяную шапочку и в который раз принялся за непосильную задачу — пропихнуть две маленькие, сопротивляющиеся ручонки в рукава парадной распашонки. А теперь надо сообщить Мей о своем решении.

— Погоди минутку, — тихо сказал он девочке, укладывая ее в коляску. — Я скоро вернусь.

Энтони решительно направился в кухню, с замирающим сердцем предчувствуя неприятное объяснение. Уронив голову на стол, Мей крепко спала.

Он застыл на пороге, завороженно глядя на нее, любуясь тем, как золотистые локоны обрамляют голову мерцающим ореолом, переливаясь и вспыхивая в солнечных лучах. Энтони осторожно потряс молодую женщину за плечо. Какое оно хрупкое на ощупь! Как она ранима, несмотря на всю свою браваду! Он сурово свел брови, заставляя себя исполнить то, зачем пришел.

— Мей! Мей! — настойчиво позвал он, стремясь поскорее покончить с неприятным делом.

Она пробормотала что-то, но не проснулась. Пальцы его скользнули по рукаву пиджака — ткань была мокра от слез. И в груди Энтони всколыхнулось непрошеное, совершенно неуместное сочувствие к гостье.

Сам не зная зачем, он заправил ей за уши золотистые пряди, упавшие на лицо. Огромные, выразительные глаза, по счастью, были закрыты, но влажные, загнутые кверху ресницы выглядели на редкость трогательно… Тихо застонав, он двумя пальцами взялся за точеный подбородок.

— Мей!

Златокудрая головка бессильно завалилась на бок. Похоже, ее даже из пушки не разбудишь.

Энтони взглянул на часы — и в сердцах выругался. Ей ни в коем случае нельзя здесь оставаться. А ему совершенно некогда ждать, пока она проснется. Ну что ж, ничего не попишешь. Энтони осторожно подхватил спящую на руки. Не открывая глаз, она доверчиво прильнула к нему, склонила голову на плечо — в точности как Ребекка. Теплое, ровное дыхание обдало щеку. Благоухание волос пьянило сильнее молодого вина.