Пока не поздно

А из него зато вышел бы отличный отец! Энтони уже выучил наизусть томик детских стишков, от корки до корки прочел несколько увесистых фолиантов, посвященных детской психологии и детским болезням, в подробностях изучил все «за» и «против» относительно натуральных продуктов, экологически чистых памперсов…

Стало быть, вопрос стоит так: или он, или Мей. Кто лучше справится с ролью родителя? Энтони нагнулся ниже, поцеловал дочурку в розовую щечку и в очередной раз понял: он любит малышку слишком сильно, чтобы уступить ее без боя.

Как бы так посодействовать воссоединению Мей с отцом, сохранив при этом за собою опекунство над Бекки, которая, между прочим, зарегистрирована как дочь Ника? — задумался он.

Кусая губы от бессилия, Энтони заслышал шорох и резко вскинул голову. В дверях стояла Мей, мягко, мечтательно улыбаясь.

Вот и все. Теперь он бессилен что-либо решить, теперь все в воле высших сил. Мей с первого взгляда влюбится в «сводную сестричку». Захочет отобрать ее прямо сейчас. Боже милосердный, с тоской думал несчастный отец. Беда нагрянула раньше, чем я ждал…

— Я не хотела вас беспокоить, — прошептала Мей. — Но я шла мимо, и… О, Энтони, можно посмотреть на вашу деточку?

— На мою… — Энтони сглотнул. Ну конечно, гостье и в голову не придет, что это — ребенок Николаса! Однако надо бы развеять ее заблуждение. — Я не…

— Ну пожалуйста! — умоляюще выдохнула она. — Я тихонечко. Вот увидите!

Энтони замялся. Как это называется… ложь через умолчание? Нельзя ли и впрямь утаить часть правды? Но ведь Ребекка в самом деле его дочь! Никакого обмана!

— Ей все равно уже пора просыпаться, — неохотно произнес он, помимо воли растроганный лучезарной улыбкой Мей.

А та на цыпочках подошла к кроватке, присела на корточки, созерцая спящую малышку.

— Я сразу поняла, что это девочка. Розовые ленточки, розовые пеленки, все розовое… — прошептала она. — Как ее зовут?

— Ребекка.

Мей была совсем близко. Длинные ресницы чуть подрагивают, карие глаза искрятся золотом.

Какая нежная у нее кожа… как у новорожденной! Лицо разрумянилось от волнения, а губы словно заключают в себе немой призыв…

Поставив бутылочку с молочной смесью в подогреватель, Энтони попытался разобраться с противоречивыми чувствами, что грозили вот-вот одержать верх над здравым смыслом. Ему хотелось, чтобы Мей сочла его дочь самой прелестной, самой замечательной, самой восхитительной малюткой на свете. И при этом — чтобы она терпеть не могла детей!

— Какая красавица! — Голос Мей чуть дрогнул, а в уголке одного из глаз блеснула слезинка. — Ах, смотрите! Реснички дрожат… какие длинные и черные! В точности как ваши. И эти светлые кудряшки… А что, на мать она совсем не похожа? — осведомилась она, лукаво сверкнув глазами в сторону собеседника.

Энтони нахмурился.

— Ни малейшего сходства, — отрезал он.

— Я что-то не так сказала? Она… Мать девочки не с вами? — спросила Мей и тут же трогательно смутилась.

— Нет, — пробормотал Энтони. — Мать девочки не с нами.

Снова обман. Ложь отравляет всю его жизнь, его любовь к маленькой Бекки, его отношения с Ником, а теперь вот — с дочерью Ника! Но Энтони все еще не находил в себе сил открыть ей свою тайну. Бекки принадлежит ему. Навсегда, навеки. Это детское личико запечатлено в его душе. Он и дочка — единое целое.

Теплая ладонь Мей легла на его руку, и, встретив сочувственный взгляд карих глаз, Энтони с трудом сдержал гневный стон. Не заслуживает такой негодяй, как он, ее жалости, нисколько не заслуживает! Знала бы гостья, что он от нее скрывает, не смотрела бы на него так доверчиво…

— Она просыпается! — восторженно воскликнула Мей, когда малышка тихонько пискнула и заворочалась. — Ах, какие глазки! Чернее ночи! А мне казалось, все младенцы голубоглазые.

— У Бекки глаза темно-синие, — с трудом выговорил Энтони. Уж кому, как не ему, знать все оттенки этих огромных, ярких, любопытных глаз! — При свете дня — точно индиго. А в полутьме и впрямь кажутся черными.

Энтони взял дочь на руки.

— Ну, привет! — ласково подмигнул он. Теплая детская головка легла на его плечо, светлые волосенки защекотали шею. — Посмотри: солнышко встает! — сказал Энтони, поворачивая малышку к окну. Янтарно-золотые лучи струились сквозь стекло и ложились на пол детской озерцом мерцающего света. — Скоро гулять пойдем. Послушаем птичек, полюбуемся на овечек… Как овечки говорят? Бе-е-е…

С запозданием вспомнив о присутствии Мей, Энтони вскинул взгляд. И тут же смущенно потупился.

— Я с ней разговариваю, — пояснил он, укладывая малютку на пеленальный столик.

Мей закусила губу. Что за отрадная и вместе с тем печальная картина! Энтони потерял жену… А может, жена его бросила, и теперь бедняга раздавлен горем? Когда она упомянула про мать девочки, в серых глазах отразилась такая мука, словно у него сердце вынули из груди…

Как же тяжело ему пришлось! — сочувственно подумала молодая женщина, наблюдая, как Энтони проворно распаковывает «конверт» с ребенком.