— Мало вам водки? Пива? Сигарет? — маг поднялся и принялся расхаживать по кабинету. — Возможности напиться в дым вам уже недостаточно, надо накуриться или нанюхаться! Да будь моя воля, я и за водку бы гнал в три шеи, но руководство Школы решило, видите ли, проявить либерализм! Но вы его не оценили и решили злоупотребить нашим доверием!
Я слушала эти несправедливые, не мне адресованные упрёки молча. Язык словно отнялся. Не знаю, до чего бы он договорился, но тут в комнату заглянула врач:
— Господин Мартинес, всё чисто.
— Хорошо, — отрывисто сказал Мартинес. — Чернова, вы можете идти. И запомните — если вас когда-нибудь увидят хоть с косяком, хоть с дорожкой, хоть с таблеткой, вы пробудете здесь ровно столько, сколько вам понадобится, чтобы собрать вещи.
Я встала и, не прощаясь, вышла. Улицы городка были ещё пусты, ночью выпал мокрый снег и теперь неторопливо таял. Я шагала по брусчатой мостовой, глубоко засунув руки в карманы. На душе было так гадко, словно меня всё же поймали с этими чёртовыми наркотиками. Придя в наш домик, я снова разделась и забралась под одеяло, не отвечая на вопросы подруг.
Следующие несколько дней стали для меня самыми тяжёлыми за всё время, что я провела в Школе. Слухи о причинах исключения Владимира и Хинера гуляли вовсю, и мне казалось, что все шепчутся у меня за спиной. А может, и показывают пальцем. Но потом мне стало не до переживаний. Начались экзамены, и мои мысли переключились на них. И вдруг мне снова напомнили о том происшествии, причём самым неприятным образом.
Это случилось сразу после первого экзамена — по истории. Я успешно сдала его, став пятой в нашей группе, и пришла в наш домик, пребывая в прекрасном настроении. Бросила на стол сумку с конспектами, сняла куртку, села на стул, чтобы переобуться, и тут насторожилась. Что-то было не так. Я огляделась по сторонам, но всё было точно таким же, как всегда. Не сразу я поняла, что темнота на краю зрения, к которой я так привыкла, что перестала её замечать, сгустилась и запульсировала. Что-то висело на мне, чьи-то слова, сказанные в запале и со злостью, и человек, их произнёсший, был мне очень хорошо знаком. Я встала, оделась и вышла из дома.
Наталью я отыскала во втором корпусе, идя по следу проклятия, как собака на запах дичи. У её группы только что кончился экзамен по алхимии, и теперь ребята стояли в коридоре, ожидая объявления результатов. Я подошла прямо к ней.
— Наталья, за что ты меня прокляла?
— Что? — с искренним удивлением переспросила она. — Ты о чём?
— Ты только что произнесла проклятие. Я хочу знать, почему. Вроде бы я перед тобой ничем не провинилась.
На лице девушки мелькнуло некое понимание, но колоться она не спешила.
— Да ты с ума сошла! — она оглянулась на остальных, с интересом прислушивавшихся к нашему разговору, словно призывая их в свидетели. — Я произнесла проклятие? Да с чего ты взяла?
— С того. Наталья, я ведь его и отразить могу. На тебя. И тогда то, что ты пожелала мне, случится с тобой.
Я не блефовала. В тот момент я действительно была уверена, что смогу это сделать.
— Чокнутая! — воскликнула Наталья. В это время дверь аудитории открылась, и в дверном проёме показался господин Гурзо, председатель приёмной комиссии у алхимиков.
— Что случилось? — мгновенно уловив витавшее в воздухе напряжение, спросил он.
— Да вот Чернова меня обвиняет непонятно в чём.
— Она меня прокляла, — повторила я. — И я хочу знать, почему.
— Так, — господин Гурзо внимательно посмотрел сперва на меня, потом на Наталью. — Скажите, вы и в самом деле произнесли проклятие?
— Да я вообще не знаю, о чём она!
— Она пожелала Черновой вылететь из Школы, не закончив обучения, — сказала одна из девушек, которую я знала в лицо, но не помнила по имени. — Может быть, это и есть проклятие?
— Это правда?
— Ну…
— Правда, — спокойно сказал господин Гурзо.
— А чего она… Володя же из-за неё вылетел! Нюхались вместе, а исключили только его!
— Если бы студентка Чернова хоть раз употребила наркотик, можете не сомневаться, она бы здесь не осталась, — господин Гурзо обвёл взглядом всех присутствующих. — И запомните, молодые люди, вам нужно быть осторожнее со словами, особенно сказанными сгоряча. Вы все маги, и ваши слова имеют силу.
— А проклятие действительно можно отразить на того, кто проклял? — спросил кто-то.
— Не знаю, — господин Гурзо покачал головой. — Маг, обладающий большой чувствительностью, может понять, что проклят, но чтобы отразить… Александра, это вы пообещали?
— Да. Но я не стану это делать. Попытаюсь просто его рассеять.
— А вы сможете?
— Не знаю, — я пожала плечами. — До сих пор не пробовала.
Господин Гурзо снова качнул головой.
— А теперь результаты экзамена, — сказал он. Я повернулась и пошла прочь.
После этого случая что-то сломалось в моих отношениях с Натальей. Врагами мы не стали, но между нами выросла стена отчуждения, и ни она, ни я не пытались её проломить.