Пока не взошла луна

Доктор смерил его взглядом, поднялся и начал осмотр. Он светил фонариком Салиму в покрасневшие глаза и пересохший рот. Потом махнул рукой, чтобы он снял футболку. Поднимая руки, тот чувствовал собственный запах застарелого пота, но доктора это, похоже, не смущало. Поднеся к груди Салима стетоскоп, он слушал, а подросток тупо смотрел в землю. Внимательно разглядев его подмышки, доктор снова опустился на стул и постучал пальцем по пуговице джинсов.

– Снимай, – сказал он.

Кровь бросилась Салиму в лицо.

– Нет! – выпалил он, отступая на несколько шагов, чтобы между ним и доктором оказался стол.

– Сними, – устало вздохнул доктор, – я должен посмотреть.

Он взглянул на часы, потом выжидающе воззрился на Салима. Тот стоял, скрестив руки, от гнева у него даже мурашки побежали по коже. Доктор несколько секунд терпел, барабаня пальцами по столу, но скоро его выражение лица стало серьезным. Сверля Салима взглядом, он очень твердо сказал:

– Снимай. Немедленно.

По его тону Салим понял, что ему не отвертеться. Он почувствовал себя маленьким и одиноким как никогда. Перед тем как подчиниться, он сделал несколько глубоких вдохов. Заплетающиеся от волнения пальцы еле справились с пуговицей и молнией, но наконец он спустил джинсы до колен. Трусы болтались на нем, прикрывая бедра. Салим смотрел в потолок.

– Снимай. – Доктор коснулся резинки его трусов и начал натягивать перчатки.

Салима бросило в жар. Да чего же хочет этот доктор?!

Он слышал собственное горьковатое зловонное дыхание, и ему хотелось вытолкнуть из своего тела унижение вместе с этим воздухом. Он спустил трусы до колен. Доктор, пристроив на носу очки, заинтересованно уставился ему в пах. Потом извлек из саквояжа сантиметровую ленту. Салим с раннего детства не раздевался догола перед кем бы то ни было. Он еле сдерживался, чтобы не двинуть любопытного доктора кулаком по очкам, – в то же время ему хотелось свернуться в клубочек и завыть. Но прежде чем он успел что-то сделать, осмотр закончился.

– Все. – Взмахом руки доктор позволил Салиму натянуть одежду и принялся что-то строчить в блокнотике. – Проблемы со здоровьем есть?

– Нет, никаких проблем, – ответил Салим, поспешно застегивая джинсы.

– А сколько тебе лет?

Снова этот вопрос… Салим сообразил, что доктор приходил именно для того, чтобы это выяснить. И поэтому он так внимательно смотрел ему между ногами – это место больше всего изменилось за последние несколько лет.

– Пятнадцать, – буркнул Салим.

– Хм…

Доктор на миг задержал взгляд на его лице, написал что-то еще, собрал свои инструменты, подхватил белый халат и вышел, не сказав больше ни слова.

Оставшись один, Салим принялся мерить комнату шагами. От усталости он злился еще больше. Он крикнул, и звук отразился от стены. Тогда он закричал снова, на этот раз громче. Потом коснулся стены лбом и ладонями и ощутил холодок. Стена была реальной. Более реальной, чем что-либо еще. Он уперся правой рукой в стену, на этот раз сильнее.

Салим снова и снова бил ладонью по холодной стене, все более неистово, а в голове крутились события последних суток. Вот он выходит из ломбарда и полицейский хватает его за локоть; вот ему в лицо пускают дым, а врач разглядывает его гениталии внимательнее, чем когда-то пограничники смотрели документы его семьи; вот мадар-джан в отчаянии мечется по гостинице или разыскивает его на улице… Вот Самира, напуганная и немая… Вот отец наблюдает за ним и осуждающе качает головой… Вот крошечная грудка Азиза с трудом приподнимается… Эти образы мелькали перед глазами Салима, будто шквал падающих ракет, осыпая осколками его плечи и голову, но бежать было некуда, он ничего не мог сделать.

Теперь Салим, плачущий и охваченный злобой, колотил по стене уже обеими руками и не заметил, как за спиной открылась дверь.

– Эй, полегче!

Полицейский Г. положил руку ему на плечо. В уголке его рта, прилипнув к нижней губе, еле держалась сигарета.

– Спятил?

Салим отвернулся и сполз на пол. Эта вспышка измучила его. Он не ел со вчерашнего дня. Полицейский, словно прочитав его мысли, вышел, а после вернулся, держа тарелку с кусочками курицы и хлебцем.

– Поешь.

Салим дышал уже не так тяжело, хотя ладони пульсировали болью. Раздавленный, он повернулся к столу, уставился в тарелку и принялся жевать один кусок за другим, не чувствуя вкуса. Полицейский наблюдал за ним, словно за экспонатом в стеклянной банке. Увлекательное зрелище для тюремщика!

Салим съел все, не поднимая глаз и не промолвив ни слова. Он думал о том, что если прекратится урчание в животе, то, может быть, удастся найти выход из этой ямы. Найти способ вернуться к матери.

Салим

34

Двое турецких полицейских вытаращились на лодку, набитую беженцами. Вместе с дюжиной других задержанных нелегалов Салима погрузили в нее, словно скот, и привезли обратно в Измир. Турецкие власти были не в восторге, но не могли отказаться принять их. Беженцев всегда возвращали в предыдущую страну, и разбираться с ними приходилось там. Это служило источником неослабевающего напряжения между греками и турками, и они не давали друг другу спуску.