Мое второе полугодие в техникуме сопровождалось совершенно новым ощущением жизни. На остаток зимы я записался в лыжную секцию, участвовал в соревнованиях и даже получил третий разряд. Тогда же я быстро привыкал к походам в Большой, театры МХАТ, Театр Советской Армии, имени Гоголя и другие. Дешевые билеты на балконы Роза покупала в студенческом совете. Моя память накапливала фамилии актеров – Грибова, Жарова, Ильинского, Лемешева, Тарасовой, Улановой.
А вот на читальный зал времени теперь уходило меньше. Я это связываю с появлением умения лучше усваивать материал. Учиться мне надо было тоже научиться. В результате более продуктивно работалось с контрольными заданиями и курсовыми проектами. Большую помощь в этом студентам оказывали методические пособия. Их авторами являлись наши преподаватели. Мое уважение к ним разогрели в читалке отзывы второкурсника Гены Черного.
А рассуждая об одежде, я уже понимал, что она должна не только согревать в холод и не допускать перегрева в жару, а и доставлять удовольствие своей красотой и удобством. Чем больше я узнавал о своем учебном заведении и его педагогах, тем больше мне нравилась моя будущая профессия техника по ремонту технологического оборудования швейных фабрик.
Правда, в само начале не только меня пленила преподаватель истории Розалия Яковлевна. Во-первых, она была исключительно яркой женщиной. Она со вкусом одевалась, скорее всего потому, что не так давно вернулась из-за границы. Там она прожила немногим более пяти лет, будучи женой ответственного работника посольства в западной Европе.
Скорее всего, поэтому свои лекции о прошлом Розалия Яковлевна тесно связывала с сегодняшним днем. Притом она не выпячивала ведущую роль кормчих. Нас она призывала придерживаться простого принципа. Он исходил из того, что каждый человек рождается на земле. На ней, а не в небе, он оставляет хороший или плохой след в памяти поколений.
Розалия Яковлевна недавно разменяла свой 5-й десяток. Она приходилась матерью двум девочкам среднего школьного возраста. В это было трудно поверить –настолько молодо она выглядела. Наше внимание она приковывала логичностью рассуждений и неповторимой красотой типично еврейской женщины. Я не скрывал восхищения всем вместе взятым и внимательно вслушивался в каждое слово педагога. Мирьям Яковлевны.
Однажды мой сосед по столу Вовка Чуткин грубо толкнул меня в бок на уроке:
– Я б ее тоже еще раз…, – маслянистый взгляд паренька-колобка из ближнего Подмосковья разъяснений не требовал.
– Дать бы болвану по роже за пошлятину, да руки марать не хочется, – прошипел я, едва сдерживаясь от приведения угрозы в действие.
Такое со мной случалось, правда очень редко. Как раз в ту же минуту раздался звонок на перерыв.
– Все свободны, – объявила никогда не посягавшая на наше время Розалия Яковлевна, – а Безрозума я попрошу подойти ко мне.
«Услышала нашу глупую перепалку», – подумал я и отправился на расправу к педагогу, авторитетом которого очень дорожил.
– Я хочу предложить вам одно интересное дельце, – мягкость обращения и обворожительная улыбка учителя явно не вязались с моим предположением.
А Розалия Яковлевна, тем временем, извлекла из своего портфеля толстую пачку полупрозрачной бумаги, и, как бы взвешивая ее в руке, продолжила:
– Это – новая пьеса Розова о молодежи. О ней сейчас много говорят и пишут. А я решила предложить ее для постановки нашему кружку художественной самодеятельности, которым руковожу уже третий год. Вы же, Аркадий, полная копия одного из героев пьесы, в моем понимании. Так что пьесу почитайте, а потом мы с вами продолжим разговор.
– Со мной? – уточнил я, неимоверно радуясь другому повороту дела.
Неуклюже запихивая в портфель напечатанную на пишущей машинке пьесу, я стал поспешно прощаться.
– Через неделю хотелось бы услышать ваше мнение! – Выкрикнула Розалия Яковлевна мне вослед.
Бабушка Сося увидела в моей работе над ролью еще один шаг «на пути к ее цели». Этим она оправдывала те последние деньги, которые отдавала мне на походы в музеи и театры за счет того, что все больше урезала расходы на свое питание. Ее сыновья понимали сложность нашего положения, но все, что было в их силах – это только настоять на моих явках в их дома на усиленный обед выходного дня. Таким образом они своей маме все же что-то экономили.
Мне те обеды больше всего подходили тем, что за скромными застольями мои родственники обсуждали книги, театральные спектакли, оперы, оперетты, газетные материалы и, конечно же собственную историю. Большинство москвичей в театры ходили редко из-за трудностей приобретения дорогих билетов. В основном, они обходились радиотрансляциями. В семьях дядюшек их слушали настолько внимательно, что не только свободно узнавали лучших исполнителей по голосам, но и распевали немалые отрывки из партий.
Со стороны можно было подумать, что мои родственники просто счастливы своей крошечной зарплатой и теснотой необустроенных жилищ. И все же они стали более откровенными, когда поняли, что и я стал взрослым человеком.