Пока не забыто

Антисемитизм на государственном уровне

К тому неожиданно подтолкнула и сама обстановка. Тогда в моей родне с особой тревогой заговорили об антисемитизме на государственном уровне. Вот когда мне впервые довелось услышать о загадочной гибели Соломона Михоэлса, закрытии еврейских школ, газет, журналов и преследующей евреев «пятой графе» при поступлении на работу и в престижные учебные заведения.

По совету бабушки я поблагодарил Розалию Яковлевну за доверие и сказал, что не уверен, что сумею его оправдать. Вскоре учительница пригласила меня на распределение ролей. К тому дню мне следовало выучить два небольших монолога, которые высмеивали мещанство и человеческую глухоту. По ее заключению я превзошел себя самого, а я был готов и на большее, чтобы тем самым подчеркнуть почитание педагога-кумира.

– Бесспорная удача! – Орала студентка второго курса Наташа Дегтярева, которую утвердили на главную женскую роль. – Какой голос! Какой акцент! В своих клешах и бобочке (так называли рубаху такого покроя, которую мне пошил лучший немировский портной Урман) он мог бы выходить на сцену прямо сейчас и без грима! Ай да провинция! Не с него ли Розов срисовывал центральный персонаж пьесы.

Первая по важности мужская роль досталась моему новому приятелю Гене Черному; он, в отличие от меня, одевался с большим вкусом.

– Ну, ты и выдал вчера! Занимался этим в школе? – Допытывался он, крепко пожимая мою руку у входа в читальный зал.

– Нет, не занимался, да и сейчас хочу отказаться от предложения Розалии Яковлевны, – процедил я сквозь зубы и добавил: – чтобы не быть посмешищем в глазах Наташи. Не получится у меня с такой партнершей. Побывать бы ей в моей шкуре – тогда она бы наверняка так громко не аплодировала.

– Да плюнь ты на болтливую дурру! – Выпалил невысокий, но накачанный паренек. – Год назад и мне пришлось от нее выслушать то же самое. А теперь относительно «шкуры». Хотелось бы знать, что так беспокоит парня с руками, ногами и головой на плечах?

Я рассказал Гене о съемной комнатке, стоимость которой съедала больше половины моей крошечной стипендии, заодно с небольшими поступлениями из Немирова.

– Тоже мне проблема! – улыбнулся Гена. – Кроха-внучек, видите ли, не может обойтись без бабушкиной ласки. Да переселяйся ты в студенческое общежитие, где я проживаю со дня поступления в техникум. Так я еще и работаю. Иначе, откуда бы взяться всей моей еде и одежде? На помощь мамы я не рассчитываю вообще. Ее маленькой зарплаты хватило бы ей и моей младшей сестричке.

К наступлению летней экзаменационной сессии Розалия Яковлевна провела с нами несколько репетиций. На последней она отозвала меня в сторонку:

– Аркадий, подойдите к Матееву с заявлением по поводу общежития. Я с ним уже говорила. Удивительный человек! Перед ним мы все в долгу – за редкую в наши дни атмосферу доброжелательности в коллективе.

Благополучно завершив первый курс, я приехал домой на двухмесячные каникулы.

– Перекуси и еще поспи, чтобы на твоей просвечивающейся коже завязалось хоть немного жира, – так мама будила меня уже не ранним утром и подавала мне в постель свежий творожок со сметаной.

Теперь в редкий день переданную в мое распоряжение изолированную комнату не заполняли мои друзья-одноклассники. К их приходу мама выставляла на стол домашние коржики со скороспелыми яблоками из нашего сада. И в то лето мы часто играли в футбол, а по вечерам до поздних часов распевали в парке песни русских эмигрантов Вертинского и Лещенко.

Но перед этим я и студенты второкурсники местного строительного техникума Валентин Бедный, Шурик Кельмансон и Давид Дынинберг часами разучивали те песни в моей комнате у патефона. Это было непросто, потому что мы использовали не обычные виниловые пластинки, а подпольные записи на рентгеновской фотопленке. Я их привез из Москвы. Там их продавали из-под полы, у входа в метро.

Наше пение в парке, у широкой скамьи в конце главной аллеи, собирало десятки зевак. Их количество возрастало от вечера к вечеру. Среди них были, и мальчики, и девчонки из смежных классов. Они до того повзрослели всего за один, что я далеко не всех узнавал. Многие из них нам дружно подпевали. О такой теплой и дружественной атмосфере, как дома, так и в среде приятелей, я даже не мечтал.

Беззаботное время первых летних каникул пролетело, как один день. По их завершению еще и бабушка Сося довольно спокойно восприняла мое желание переселиться из ужасно дорогой съемной комнатушки в общежитие «на самостоятельные хлеба». Мои настойчивые убеждения, подкрепленные ярким примером старшекурсника Гены, подействовали на нее окончательно. Возвращаясь к сестре в Кунцево, бабушка, потребовала от меня одного – регулярно навещать родню.

– В противном случае, – сказала она, – в своем гойском общежитии ты скоро начнешь материться, пить водку и в душе твоей не останется ничего еврейского.