Пока не зазвонил телефон

Сыщик задержался, подождал, пока лейтенант откроет дверь непосредственно в дом и падающий оттуда свет осветит сени. По узкому, замусоренному всяческой рухлядью проходу прошел в прихожую, по сути обозначенную только вешалкой для верхней одежды, — перешагнув порог, гости сразу попадали в искривленную гостиную. Кривизну гостиной придавала печка, пятившаяся задом в главную комнату, передом выходящая на кухню. Когда-то эта комната была весьма шикарной по деревенским меркам: полированный чешский гарнитур, плюшевые кресла и диван. На стенах бра и репродукция Брюллова «Итальянский полдень», где пышнотелая брюнетка ощипывает виноград.

Сейчас всю полировку и Брюллова засидели мухи, плюшевые кресла продавились, ободрались. Бра висели криво, выступая в унисон с воротами.

В гостиной — совершенно пусто, если не считать равнодушного серого кота невероятных размеров. Скорее всего, конкретно этот кот и ободрал обивку кресел, поскольку предположить, что их долго и упорно полосовали вилками, совсем невероятно.

Кот свысока поглядел на ушастого Алешу и появившегося майора, зевнул, оттягивая уши далеко назад. И, спрыгнув с дивана, неспешно направился к миске со следами молока. Сел перед ней, оплел хвостом лапы и как бы спросил: «Ну? И чего пришли? Молока хозяину налейте».

Алеша на котяру — ноль внимания. Пустился обходить две спальни, куда вели межкомнатные двери.

— Пусто! — доложил довольно быстро.

Станислав прошел на кухню, потрогал еще теплый чайник, стоявший на плите. Полюбовался натюрмортом из яичницы, нарезанного крупными ломтями сала и малосольных огурцов. Совсем недавно Редькин здесь закусывал: на столе осталась недопитая бутылка самогона. Но вот сколько было собутыльников?.. С десяток пустых стаканов и стопок расположились по всей площади столешницы, какие-то из них были запыленными, какие-то не очень, но все были мутными, наспех сполоснутыми.

Подобные натюрморты Гущин видел не единожды, читал их как букварь. Место, где сидел хозяин дома, определил мгновенно: Редькин выпивал с удобством — заполненная окурками пепельница поблизости, снедь концентрируется вокруг тарелки с наплывами застывшего яичного желтка. Но гость здесь, вероятно, был, и, скорее всего, один. Поскольку рядом с тарелкой хозяина стояло еще одно блюдо с полосками яичного желтка.

Стас обернулся на звук открываемого холодильника. Увидел, как Глеб безмятежно снимает с полки литровую банку с молоком. У его ног вьется толстый кот, таки выпросивший провианта у гостей…

Станислав поморщился. Он не любил, когда кто-то что-то без спроса трогает. Но промолчал, поскольку дом Редькина никаким местом преступления фактически не являлся.

Выйдя из кухни, майор свернул в спальню и сразу понял, что здесь когда-то обитала мама Федора. Высокую панцирную кровать ее сын уже завалил своей одеждой, поношенной и дурно пахнущей. Но на большом комоде еще остались косметические банки-склянки, пустой флакон из-под духов. Все было пыльным…

Стоп! Взгляд следователя зацепился за наискось стоявший на углу комода железный ящичек — старозаветный стерилизатор для медицинских инструментов, оставленный полуприкрытым. Стас стремительно шагнул к комоду. Недрогнувшей рукой взял скомканный засохший носовой платок и, нагнувшись, приподнял стерилизатор. Глянул под его днище.

Под ящичком — слой пыли. Стерилизатор, догадался Гущин, поставили сюда недавно. Разогнувшись, сыщик поглядел вокруг. Найти поблизости подходящий по размеру прямоугольный отпечаток не получилось, ящик переставили откуда-то еще.

Комод располагался вплотную к шифоньеру. Гущин подтянул к себе шаткий стул, неловко на него взгромоздился… На верхней крышке шифоньера четко отпечатался искомый четырехугольник, по форме совпадающий с днищем стерилизатора. Края пятна — размытые, такие, словно ящик с медицинскими инструментами часто снимали со шкафа и возвращали обратно. Гущин обернулся к дверному проему, в котором маячил ушастый участковый. За спиной последнего виднелся Глеб, разглядывавший какую-то пустую коробку.

Следователь гаркнул:

— Ничего здесь не трогайте! — В проеме тут же нарисовалась озабоченная физиономия краеведа, и майор повторил более спокойно: — Ничего не трогайте. И, пожалуйста, на выход. Все, кроме лейтенанта.

Яков Валентинович удивленно поднял брови, но майор стал протокольно суровым, и краевед послушно испарился вместе с прочими игнатовцами.

Гущин сполз со стула. Аккуратно приподнял платком сдвинутую крышку стерилизатора и поворошил мизинцем страшноватые специфические железяки. Под пинцетами, зажимами и искривленными стальными палочка ми скальпеля не обнаружил. Хотя, по здравому размышлению, он должен там присутствовать.

У Гущина заколотилось сердце. «Редькин уходил отсюда в спешке, даже самогон не допил… но стерилизатор с шифоньера снял».

Зачем? Что ему там понадобилось?

Возможно, чтобы взять с собой заслуженный скальпель. А возможно, стерилизатор стоит на комоде уже давно, с наслоениями пыли смогут разобраться лишь эксперты… Неужто Редькин — Водяной?!