Пока нормально

Первый раз его уволили с заправочной станции «Галф», и он был в этом совсем не виноват. Началось все нормально, но потом три дня подряд лил тупой дождь. Когда люди подъезжали, чтобы заправиться своим тупым бензином, Лукас в кресле поскорее выкатывался из гаража. Он должен был подкатиться к машине, чтобы спросить, сколько надо бензина, потом к колонке, чтобы его накачать, потом опять к машине, чтобы взять деньги, а потом к гаражу, чтобы взять там сдачу и Подарочный Хрустальный Бокал, потому что у компании была акция. К этому времени он уже успевал как следует промокнуть. Так что когда начальник Лукаса ехал домой и увидел одного из своих старых клиентов на заправке «Саноко», он остановился и спросил, почему он не приехал к ним, как обычно, и этот урод сказал ему, что не мог смотреть, как парень без ног все время выкатывается под дождь, только чтобы налить бензин, вот он и решил заправиться на «Саноко». На следующее утро Лукаса уволили. «Мы не можем позволить себе терять наших самых надежных клиентов», – сказал его тупой бывший начальник.

Второй раз его уволили из супермаркета «Эй энд пи», когда Лукасу пришлось взяться за край витрины, чтобы положить повыше какие-то яблоки, и тупая витрина сломалась у него под рукой. Можете себе представить, что стало со всеми яблоками. Начальник уволил его прямо на месте, среди этих яблок, которые рассыпались вокруг. Даже жалованья ему не отдал, потому что кто будет расплачиваться за эти тупые испорченные яблоки?

Третий раз его уволили из Катскилльского банка, где он проработал кассиром в субботнее утро два с половиной часа, пока туда не пришла миссис Ретке и не попросила его депонировать три чека и обналичить четвертый, и он обналичил не тот, какой надо, – так она сказала. Она жаловалась так громко, что подошел администратор, и Лукас сказал, что он обналичил тот, какой она сказала ему обналичить, но он уже исправляет ситуацию, а миссис Ретке сказала, что она не потерпит, чтобы о ней лгали личности вроде него, и она слышала, что наши солдаты творят во Вьетнаме, и он, наверное, так накачан лекарствами, что не может понять простых указаний, и как банк может такому доверять, и не дело банка заботиться о таких неудачниках, – а если банк думает по-другому, то она не собирается держать в нем свои деньги.

Лукас даже не стал ждать. Он сразу выкатился из банка. Раньше они договорились, что Кристофер встретит его после работы и поможет спуститься по лесенке перед входом, но Лукас решил, что справится сам.

А внизу он не разрешил никому помочь ему залезть обратно в кресло. Кристоферу он сказал, что это заняло полчаса. На самом деле, наверное, дольше.

По-моему, нельзя сказать, что в тот раз его уволили. Он как бы сам уволился. Вроде того.

Вечером, когда я вернулся из Нью-Йорка, Лукас сидел в гостиной и смотрел вестерн с Джоном Уэйном, где Джон Уэйн скакал на лошадях, и перелезал через заборы, и ходил так, как он обычно ходит. Кроме телевизора, в комнате не было ничего включенного. На первой рекламе я спросил Лукаса, как дела.

Отлично, сказал он.

Я спросил у него, как работа.

Он мне сказал.

Мы так и не стали включать свет, чтобы я не видел, как он плачет.

Если бы здесь была миссис Ретке, я бы ей врезал.

* * *

Премьеру нашего спектакля в нью-йоркском театре «Роза» назначили на последнюю пятницу мая.

Уже в начале той недели Лил так нервничала, как будто собиралась лететь на Луну. Живот у нее болел почти каждый день. Она пропустила два занятия по Алгебре Повышенной Сложности, хотя раньше никогда не пропускала даже одного. Она забыла прочитать первое действие «Нашего городка»[14], хотя тут жалеть особенно не о чем. Думаете, я вру? И ни разу не спросила, как подвигается дело с Трансконтинентальной железной дорогой в США, – а если бы спросила, я ответил бы, что мы наверняка получим Приз за Лучшую самостоятельную года, чему она вряд ли поверила бы, поскольку, как вы помните, над этой самостоятельной работал только один из нас.

На уроках она в основном держалась за живот и грызла карандаши.

Она пооткусывала с них все ластики и съела их.

Потом стала грызть дальше.

Вокруг ее парты все было в желтых стружках.

Миссис Верн сказала, что для актрисы это совершенно нормально. Подготовка к выступлению в трагической роли Иокасты обошлась ей в три авторучки.

Когда наступила пятница, мистер Феррис качнул Клариссу прямо в начале урока.

– Сегодня, если не ошибаюсь, тот самый день, – сказал он.

Лил покраснела, потом побелела, потом опять покраснела.

– Лил Спайсер, – сказал мистер Феррис, – хоть я и небольшой знаток биологии, но могу утверждать, что ни резина, из которой сделан ластик, ни жесть наконечника, в который он вставлен, ни дерево, из которого сделан карандаш, ни свинец, который входит в состав грифеля, не способствуют правильной работе пищеварительной системы.

– Я ничего не могу поделать, – сказала она.

Мистер Феррис подошел к ее парте. Взял из ее руки карандаш и осмотрел – а поскольку от него мало что осталось, осмотр получился недолгий.