Пока огонь не поглотит меня

– Не желаю быть игрушкой. Не хочу больше обратно. Не хочу… я не должна была. Я… он узнает всё. Тебе будет плохо, как и мне. Я не хочу, – рыдаю на его плече, уже не сдерживая внутри страха за совершённое.

– Я не вижу в тебе игрушку, сладкая моя. Женщину – да. Желанную и пылкую любовницу – определённо. Не знающую своих возможностей – миллион раз да. Но с этого момента ты моя, а я своё оберегаю. Сейчас не следует думать о том, что кто-то о чём-то узнает. Только ты и я, а остальное решаемо, – отодвигается от меня и помогает натянуть платье обратно. Но я двинуться не могу, до сих пор ощущая его пальцы в своём влагалище. А клитор пульсирует, слабо, напоминая мне, что никогда не забуду. Не удастся.

– И ты так просто об этом рассуждаешь? Наверное, ты проворачивал это уйму раз, ведь никакого раскаяния не испытываешь? – Тихо возмущаюсь и нащупываю рукой стул, на который падаю. Ноги совершенно не держат.

– А почему я должен раскаиваться за то, что доставил женщине удовольствие? Это запрещено законом? – Ехидно подаёт голос уже дальше от меня.

– Я же… ты не ответил на первый вопрос, – напоминаю я.

– Ах да, вы женщины любите ложь, но, к сожалению, я не лгу, Санта. Нет, ты не первая и не последняя, – так легко отвечает, оскорбляя меня этим заявлением.

– Козёл, – шиплю я.

– Но рогов не имею, к счастью. Обычно я отпускаю женщин, никогда они, увы, не уходят сами, – подливает масла в огонь.

– Урод, законченный подонок. Как ты можешь говорить мне это после всего, что произошло? – Под властью эмоций подскакиваю, но голова кружится, и я со стоном вновь падаю обратно.

– После первого оргазма обычно следует полежать, а не совершать резкие движения, Санта, – отчитывает ещё.

– Это был не первый, ты слишком много о себе возомнил, – шепчу я, растирая виски, вспыхнувшие от боли.

– С моим опытом, сладкая моя, я легко могу распознать первый оргазм, пусть и клиторальный. Также слёзы – один из главных признаков полного расслабления и выплеска эмоций, которые долго не имели возможности ослабить давление. Работы предстоит много, это лишь часть того, что ты скрываешь. Поэтому всё же, тебе следует отдохнуть. Дома, – от монотонного тембра Реда меня начинает трясти.

Если раньше я могла контролировать злость, ярость, раздражение, неудовлетворение, крушение надежд, обиду, то сейчас стала слишком уязвимой, слабой в желаниях, которые затмевают разум ядовитой пеленой.

– Ублюдок! – С криком хватаю стул и бросаю его, желая убить, к чёрту, этого урода. Не знаю, откуда во мне столько силы, но грохот, который сменяется мгновенной тишиной, меня не пугает, наоборот, я бы ещё и стол бросила, но он мне не по зубам.

– Ни черта себе темперамент! Это удачно я попал, – присвистывает Ред.

Кажется, я свихнулась. С криком бросаюсь в темноту, пытаясь найти подонка, так нагло издевающегося надо мной. Ношусь, обезумев от обиды, пока силы не покидают, как и дышать становится просто нечем.

– Ты похожа на милого и соблазнительного хомячка, моя сладкая, – как только останавливаюсь, раздаётся насмешливый голос из темноты. Не знаю, как ему удаётся всё видеть, когда я ни черта не могу.

– Выпусти меня… немедленно. Знать тебя не желаю. Видеть не желаю, меня сейчас стошнит от тебя, – шиплю я, облокачиваясь ладонью о стену, восстанавливая быстрое дыхание.

– Не стоит ненавидеть себя за то, что ты получила оргазм, Санта. Винить себя за это бессмысленно. Это лишь усугубляет твоё состояние…

– Закрой рот. Закрой свой чёртов рот! – Рычу, разворачиваясь, и вновь появляются силы, чтобы разукрасить морду этого придурка.

Едва делаю шаг, как натыкаюсь на него и оступаюсь. Но если бы нормальный человек, не дал бы упасть, обняв за талию, успокоив меня, то этот… обхватывает пальцами в прохладных кожаных перчатках мой подбородок, причиняя боль. Физическую. Грубую боль, которую я не заслужила. От неё всё внутри леденеет, буквально замирает.

– А теперь слушай меня, моя сладкая Санта. Твоя истерика меня веселит, как и смешное желание найти изъяны в других, но никак не в себе. И это ещё больше сводит с ума. Это меня возбуждает сильнее всего. Ты моя, ты принадлежишь мне с того момента, как призналась в собственных минусах. Они мои. Всё ясно? – Дёргает меня за подбородок, словно собаку дрессирует. Отпускает, и в моих дрожащих руках появляется сумочка, в которую я цепляюсь. Хватает за локоть и тащит за собой, чтобы через секунду оставить и отойти, пока внутри меня всё опускается. Одна секунда, он прав, нужна лишь секунда, чтобы возбудиться. Секунда, чтобы остыть. Секунда, чтобы увидеть себя со стороны. Секунда, чтобы его слова со свистом кнута прошлись по телу и причинили такую острую боль. Вещь. Неживое существо. Игрушка. Без чувств. Без желаний. Ей только пользуются. Вот такой я представляюсь для них.

– Свободна, – бросает Ред.