Пока подружка в коме

«А на какой мы, собственно говоря, планете?» / Две недели кряду в одной рубашке / Э-э… / Фотокружок / Клинекс / Сточные канавы / Корпия.

_________________________________

Я знал Карен всю жизнь; ее сборно-щитовой дом стоял следом за нашим (в псевдотюдоровском стиле) на Рэббит-лейн. С младших классов мы с ней дружили, а к старшим стали той парочкой, которую никто уже не представляет и не помнит порознь.

Карен: в альбоме правильно заметили, что она всегда всем улыбалась. А еще она заразительно смеялась. Не хихикала, не усмехалась в кулачок, а, не стесняясь, хохотала во весь голос, из-за чего на нас порой бросали неодобрительные взгляды в тихих ресторанчиках. Еще она была заядлым фотографом: ее вспышка сверкала повсюду — в школе, в универмаге «Парк-Роял», в гостях и, не менее часто, на природе. Чайки, сбросившие листву деревья, туман в горах, рябь на воде — многое из этого было потом использовано в оформлении нашего выпускного альбома. И при этом, когда мы стали искать в бесчисленных коробках и пачках школьных фотографий снимки Карен, оказалось, что ее почти нигде нет. Редкой наградой было обнаружить где-нибудь в углу ее плечо, затылок или случайно попавшие в кадр ноги. Мы вдруг поняли, что Карен, оказывается, всю жизнь вела ненавязчивую, но весьма эффективную кампанию борьбы против фотографирования своей персоны. Не последнюю роль в этом сыграли постоянные претензии ее матери к ее внешности. «У тебя нос картошкой, волосы слишком уж прямые, ты в общем ничего себе, но никак не красива». Фотография в выпускном альбоме оказалась едва ли не единственным исключением, она стала тем образом Карен, который надолго сохранился в нашей памяти, вытеснив со временем воспоминания о том, какая она была в жизни. Этот снимок стал своего рода «официальной версией»: правильный овал лица, длинные темные волосы, расчесанные на прямой пробор и спадающие на плечи, как два застывших водопада (сама Карен называла эту прическу «лентяйкой»); шея, которую она считала слишком костлявой, скрыта за высоким воротником свитера; мелкие, приятные черты лица — ничто не перевешивает, не перетягивает на себя внимание. Карен спокойно смотрит с этой фотографии — не на нас, а куда-то чуть в сторону, левее… Туда, куда она ушла от нас 15 декабря? Возможно.

Что Карен увидела в тот декабрьский вечер? Какое зрелище из будущего так обеспокоило ее, что она предпочла укрыться в бездонной глубине сна? Что могло так напугать ее, что она в ужасе бросила свое тело и этот мир? Почему она бросила меня? Ну же, Карен — Беб, Конфетка, Звездочка, — то, что жизнь тяжелая штука, мы все знаем. Уж в этом-то мы убедились очень быстро. Это ведь ты сказала мне, что мы в будущем превратимся в живых мертвецов, в зомби. Именно так, не иначе. Теперь давай начистоту: объясни нам, что ты имела в виду? Карен, мне нужен ответ. Проснись, ну проснись же! Мы заберемся куда-нибудь, где потише, и поговорим о самом важном. Мы поедем в город, напьемся свежего апельсинового сока. Мы поедем в Штаты и закажем в ресторане стейк размером с матрас.

Поедем в Европу и будем пить шампанское. Да, по пути остановимся в Гренландии — наберем льда для коктейлей. Тук-тук! Кто там? Это я, Карен. Нет, это не шутка, не розыгрыш, — c'est moi[10]. Выйдешь встретить меня? Или позволишь войти?

6. Одиночество — это забавно

Семья Карен.

В детстве мы думаем, что все взрослые ведут себя по своим строгим взрослым правилам. Это уже потом, спустя много лет, нас вдруг посвящают в то, что мистер Филлипс из соседнего дома, оказывается, с маниакальным упорством лупит свою жену; что у миссис Оуэн печень распухла, как перекачанный мяч; что мистер Пуласки перетрахал всех своих детей, за что они как-то подловили его вечерком Страстной пятницы и зверски избили, сбросив напоследок в сточную канаву. В русле той же традиции мать Карен, Лоис, демонстрировала абсолютную непоследовательность в поступках, оставаясь тем не менее в рамках того, что считается подобающим для взрослых поведением.

Вот вам один пример: еще маленьким я как-то остался на обед у Мак-Нилов. Лоис кипятила воду для макарон и при этом грохотала кастрюлями и дуршлагами, словно африканскими тамтамами. («Это она хочет, чтобы мы поняли, как много ей приходится работать», — шепотом поделилась со мной Карен.) А затем прямо на наших глазах Лоис вдруг ловким движением, словно заправский тореадор, схватила со стола изрядно початый пакетик с сырным соусом и метко забросила его куда-то в недра буфета. «А это мы оставим на более подходящий случай», — объявила она нам. Мы с Карен без возражений съели полусырые макароны с маргарином, лишь обменявшись понимающими взглядами. Попить? Вода из-под крана. Салфетки? «Брось, Ричард, ты же мальчишка. Штаны-то тебе на что?»