– Как я себя ощущаю? Да никак: в современном мире я абсолютно бесполезна. Я не способна сделать самостоятельно хоть что-нибудь, лежу себе полеживаю. По-моему, я единственная, кто может позволить себе роскошь – ничего не делать. Да еще эти мысли о всех тех бедах, которые вот-вот обрушатся на мир. Мне его жалко: скоро он рухнет и…
Стоп!
Сбегаются ассистенты.
– Карен, какого черта?! Что ты мелешь?
Карен моргает и смотрит в окно на небо, где солнце пытается сравняться по яркости с ослепительными лучами подсветки.
– Не знаю. Как-то само вырвалось.
Ричард выскальзывает из комнаты, подзывает Венди и пересказывает ей, что произошло.
– Карен, – говорит Глория. – Давай попробуем еще раз. А про эти, ну, как ты их назвала, беды – давай я спрошу тебя отдельно. Ты согласна?
– Конечно. Это же ваша программа, делайте как вам удобнее.
Снимаем!
– Карен! – Глория снова проникновенно смотрит ей в глаза и повторяет слово в слово: – Зрителям интересно, и я не могу не задать тебе этот простой – я знаю, что
– Я чувствую себя бесполезной, как сиськи на швабре. Сижу день-деньской, балду пинаю, а люди вокруг суетятся, как пупсики из каких-нибудь дурацких мультфильмов.
Пауза, первый признак надвигающегося поражения Глории. Еще одна попытка:
– И это все?
– Нет, еще вот вы тут докопались до меня со своими вопросами. Скоро конец света!
– Карен, я… извини, одну минуту.
Глория выскакивает из комнаты. Ее место занимает один из ассистентов, Джейсон. Ему предстоит сыграть роль «доброго следователя». Он не торопится, в его глазах чувствуется мысль. Там, где остальные видят только полубезумную болтовню, он пытается нащупать свидетельство чуда. Пусть это и маловероятно, но шанс упускать нельзя. Знак оператору продолжать съемку:
– Карен, когда ты говорила про конец света,
– Что я имела в виду? Я… – Пауза, а затем – голос, голос той самой Карен, которая провела все эти годы неизвестно где. – …Через три дня после Рождества. Мир погрузится в темноту. Спасения нет. Сделать ничего нельзя. Еще тогда, в семьдесят девятом, я увидела это. Просто совершенно случайно какая-то дверь осталась приоткрытой, и мне удалось заглянуть в эту щелочку. Я не специально, я ничего не выискивала. Просто увидела. Я подумала, что мне удастся проспать это. Когда все произойдет – я не знала. Мне захотелось уснуть навсегда. Это не смерть, нет, это совсем другое. Это, наверное, единственный способ убежать от времени. Ведь что нас отличает от всех живых существ, обитающих с нами в этом мире? Только у нас есть время. И только нам дано право выбора.
Джейсон молчит. Камера продолжает работать. Ричард, Пэм и Венди молча наблюдают за происходящим. В этом затишье перед бурей слышится голос Глории:
– И что вы мне прикажете делать? Она то затыкается, как будто ей кляп воткнули, то мелет всякую отсебятину. Ей что – незнакомы слова «еще раз», «заново»?
– Глория, она пролежала в коме чуть ли не двадцать лет. Зрители не удивятся, если она окажется несколько странной.
– Как же так получилось, что мы запороли эпизод, где она плачет?!
Начинает говорить Джейсон:
– Карен, не могла бы ты добавить каких-то подробностей? Что, где, как? Имена, названия? Это будет бомба или…
– Это будет сон. Все, почти все уснут и умрут. Это не больно. Вы где живете?
– В Нью-Йорке.
– Значит, вы тоже. И Глория. Всех, кто сейчас здесь, не будет.
– И тебе от этого не тревожно, тебе никого не жаль?
– Но ведь еще ничего не случилось. Как узнаешь, жаль кого-то или нет, если пока все нормально?
– А как же ты, твои близкие, друзья? Их судьба тебе ведь небезразлична.
– Я ничем не могу помочь. Все это было предрешено
– А ты?
– Я? Я не умру. Это я знаю наверняка.
Похоже, Карен больше нечего сказать на эту тему. Джейсон, задумавшись о чем-то, машинально говорит:
– Спасибо, Карен. Спасибо за то, что рассказала мне об этом.
– Я все равно должна была…
Вдруг Карен словно просыпается и вздрагивает всем телом.
– Что? Я… я опять отключилась. Мне приснилось, будто я рассказываю вам о том, что скоро конец света.
– Приснилось?
– Да. То есть – нет. Не совсем. Не совсем так.
21. Сны о войне будят тебя
Карен чувствует себя опустошенной и смущенной. Она понимает, что ее слова разозлили снимавших ее американцев и поставили в тупик (а пожалуй, и несколько напугали) ее друзей.
Она понимает, что оказалась в центре неких значительных процессов и изменений, куда более важных, чем факт ее неожиданного пробуждения. И все же – насколько велики эти изменения? У всех чудес есть свои границы. Даже сказочные желания всегда исполняются не больше чем по три штуки. А не по пять и не по десять. Каков же будет лимит на этот раз?