Пока смерть не разлучит...

— Так ведь не при старом режиме живем, гражданин генерал, — сказал он, шагая рядом со стременем Кильмена. — Вот при деспотизме, если б нас захотели использовать для угнетения народа, мы как граждане должны были бы перейти на его сторону — против деспотизма то есть. А тут другое дело: якобинцы всякие, анархисты бунтуют против Конвента, а что есть Конвент? Он и есть французский народ, представители народа, вот мы и должны защищать его от разбойников.

Эти слова Кильмен вставил в свой рапорт Конвенту, добавив, что "золотая молодежь", вопреки ожиданиям, проявила себя с самой лучшей стороны, никакие они не роялисты.

За ликвидацию террористического заговора генералу Пишегрю присвоили титул "Спасителя отечества".

36

Женщины! Пустые, равнодушные создания, занятые только собой и своими удовольствиями! Разве можно ждать от них понимания, верности, постоянства? Как глуп он был, когда клялся Евгении в вечной любви, — нет, как глуп он был, когда поверил ее клятвам!

Наполеон Буонапарте стоял у окна своей комнаты в гостинице "Свобода", заложив руки за спину В первый день флореаля состоялась его помолвка с Евгенией, после чего он уехал из Марселя в Париж: его назначили командующим артиллерией Западной армии. Уехал только затем, чтобы отказаться: его место на юге, рядом с Евгенией (так он сказал ей), но главное — он не сумасшедший, чтобы соваться в осиное гнездо Вандеи. В Париже он узнал, что ему и вовсе предстоит служить не в артиллерии, а в пехоте! В пехоте! Командовать ордами голодных, трусливых и жестоких мародеров — ведь именно такими предстают республиканские полки, если внимательно читать донесения генерала Гоша. Какую славу можно добыть в гражданской войне?.. Новый приступ малярии, которую он подхватил десять лет назад в Лионе, неожиданно пришел ему на помощь: генералу Буонапарте предоставили отпуск для поправления здоровья. Поселившись в гостинице на улице Фоссе-Монмартр, которая отходит от площади Побед, он стал ждать свой шанс — и писем из Марселя. "О друг мой, береги себя, чтобы продлить дни твоей Евгении, которая не сможет без тебя жить…" Уезжая, он просил ее писать каждый день, и она писала, но как раз когда он лежал под тремя одеялами, дрожа от озноба в июньскую жару, письма вдруг приходить перестали. Их не было целую декаду! Что случилось? Она тоже больна? Глупости! У нее целая куча братьев и сестер, если она сама не в силах держать перо, продиктовала бы письмо кому-нибудь из них, в конце концов, признаний в любви к своему жениху стыдиться незачем. Особенно после того, что произошло той ночью… Всё ясно: она забыла его. Променяла на другого. В Марселе нет недостатка в молодых людях — военных и штатских, а Евгения всегда была кокеткой. И вдруг он получил целых два письма из Генуи: одно от Жозефа, который переехал туда с женой, а другое от Евгении, которая, оказывается, тоже там — рядом с матерью, сестрой и братом! И ничего не сказала, ни о чём не предупредила! Раз ей не пришло в голову, что ее долгое молчание заставит его терзаться от неизвестности, она совсем не любит его, не думает о нём!

"Ты более не во Франции, моя дорогая; разве мы и без того были недостаточно далеко друг от друга? Ты разделила нас морем, — написал он ей. — Милая Евгения, ты молода. Твоя любовь ослабнет, чувства развеются, пройдет срок, и ты изменишься. Такова сила времени. Таково ужасное, неумолимое воздействие отсутствия…"

Странно: когда он писал эти строки, то чувствовал себя героем романа, этаким юным Вертером. Нет, конечно же, он не Вертер, и уж Евгения тем более не Шарлотта. Хватит витать в облаках. Всему этому наверняка есть вполне приземленное объяснение.

Наполеон подошел к столу, взял письмо Жозефа и еще раз внимательно перечитал его.

В конце жерминаля Конвент сократил двести должностей военных комиссаров, и Жозеф, заведовавший госпиталями в Тулоне, остался без места. К счастью, он уже был женат. Никола Клари, брат Жюли и Евгении, управлял банком в Генуе, и Жозеф с женой и тещей отправился к нему под крыло, чтобы шурин приобщил его к делам. Схема была проста: банк менял металлические деньги на ассигнаты, неудержимо падавшие в цене, покупал на них реквизированную у эмигрантов недвижимость, поскольку правительство принимало свои бумажки по номиналу, затем перепродавал ее за твердую валюту и получал на этом хорошие барыши. Жозеф быстро ухватил суть и в совершеннейшем восторге писал брату, что то же самое можно провернуть с украшениями, книгами, тканями, скупая их во Франции за бесценок и продавая в Италии, Швейцарии или Германии по настоящей цене, за золото и серебро! Дядя Джузеппе Феск живет теперь в Базеле, он уже согласился участвовать в торговле фарфором. А ты, Наполеоне? Не упускай золотую возможность! Подавай в отставку и приезжай к нам в Геную: мы с Никола хотим создать компанию по торговле с Левантом…