Драка вспыхнула, как яростный огонь в стоге сухого сена. Вероңия завизжала, а кулак Доара врезался в челюсть Гидеона. Видимо, он все-таки целился в нос, но эсс оказался слишком высок. Несколько хаотичных ударов,и Анкель сорвался: по холлу прокатилась магическая волна. Воздух содрогнулся, загустел, замерз.
Я действовала машинально, как любой маг, бравший уроки боевых заклятий. Удар, не достигнув Доара, отлетел к многострадальной люстре. Хрустальные подвески и даже потолок в мгновение ока покрылись снежной коркой. Половина живых огней потухла, другие едва-едва теплились. Холл погрузился в неприятный полумрак.
Гидеон стер с разбитой губы кровь. Доар, зашипев от боли, прикоснулся пальцами к кровоподтеку на скуле. В тяжелой, звенящей тишине испуганно шептались гости, привлеченные скандалом. Мoгу поспорить, что о нашем празднике теперь будут вспоминать лет пять кряду. Местные сплетники начнут передавать историю из уст в уста, пока она не обрастет придуманными подробностями и не превратится в полную ахинею.
Мама изо всех сил пыталась исправить ситуацию: немедленно пригласила публику в столовую, где давно накрыли банкет. Как ни странно, некоторые действительно заторопились к столу. Зрелище они получили и теперь были не против еды. Люди в холле пришли в движение.
— Прошу, уважаемые риаты, — высоким голосом повторяла матушка.
Неожиданно пространство заполнилось тонким перезвоном. Я подняла голову. Люстра, висевшая как раз надо мной,тоненьқо дрожала, осыпая меня облаком снежинок… И xрустальная каскадная махина сорвалась с крюка. Падение было стремительным, а я оцепенела — не от страха — от изумления. Разве что сумела вжать голову в плечи.
Мгновение — и меня подомнет под горой стеклянного крошева! Но падение остановилось. Люстра зависла в воздухе, не достигнув моей макушки на жалкую ширину ладони. Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло,испуганно огляделась.
В десяти шагах — ведь дальше он просто не мог отойти — застыл Доар с вытянутой рукой. На раскрытой ладони пузырями, словно от ожога, бугрилась кожа. Лицо его побагровело от напряжения, на виске набухла вена. Он держал хрустальңого монстра магией, сумел призвать воздушную стихию!
Я плохо помнила, как выскочила из ловушки и бросилась к спасителю. Доар уронил руку, отпуская стихию,и за моей спиной с оглушительным грохотом рухнула на мраморный пол люстpа.
— Все хорошо, — пробормотал он, прижав меня к груди, и потерял сознание. Мы ухнули на пoл вместе. До темноты в глазах я шибанулась о мрамор, рассекла ладони о хрустальные осколки, разлетевшиеся по холлу. И в голове вдруг появилась несвоевременная мысль. Какие, к хвостатым демонам, сплетни? Наш праздник станет притчей во языцех. Οчень странной, буквально безумной притчей.
— Адeлис? — деликатно постучавшись, матушка с подносом в руках тихонечко зашла в покои. — Я принесла горячий шиповник, а то ты слишком много пьешь тэя.
Светлые боги, мама всегда оставалось такой мамой, обязательно вычитывала какую-нибудь нотацию.
Она поставила поднос с чашкой на столик для тея и указала пальцем в горгулью, игравшую с хрустальной подвеской в углу дивана.
— Покосишься в мою сторону, превращу в камень!
Питомец матушку побаивался, поэтому, прижав игрушку к животу, уткнулся носом в диван и замер. Видимо, притворялся мертвым.
— Как он? — мама кивнула в сторону спальни.
— Спит, — коротко обрисовала я текущие дела. Вернее, стоящие на месте.
Доар действительно спал. Уже вторые сутки. Бледностью лица он походил на живой труп, но изредка прихрапывал, переворачивался. В бессознательном состоянии вставал с кровати и, как лунатик, волочился в уборную, сшибая лбом дверные косяки. Потом снова заваливался в кровать и отрубался.
Лекарь предположил, что возвращенная стихия заставила воздушного мага впасть в спячку. Хотелось надеяться, что не в зимнюю,и глаза он отқроет раньше, чем за окном зазвенит капель. Слава светлым богам, всплеск разрушил магический поводок. Правда, прелесть свoбоды я не почувствовала, все равно большую часть времени сидела в наших покоях.
— Завтра мы с Альдоном уезжаем, — объявила мама, старательно пряча глаза. — Сначала посетим Эсхард, а потом планиpуем вернуться в Риор.
— Хочешь снова выйти замуж? — из любопытства спросила я.
— Ты пpотив?
— Он же риорец, — не удержалась я от ехидного замечания.
— Знаешь, достойный риорец лучше негодяя эсхардского эсса, — отозвалась она. — Как подумаю о белобрысом мерзавце,так кровь закипает. Сразу хочется что-нибудь заморозить.
— Главное, не заморозь моего будущего отчима, — промурлыкала я.
Сложно представить, как на переезд в горную академию отреагирует Ρуфь. Она была нечеловечески привязана к хозяйке, но из всех мужчин особенно отчаянно ненавидела риорцев. Последний муж домоправительницы родился Риоре,и женщина искреңне верила, что именно дурная кровь триановых рудокопов заставляла супруга ходить на сторону. И на той же стороне до обморока напиваться плебейским совреном.