Пока смерть не разлучит нас

— И впрямь не горит, — растерянно потер затылок Доар. — Соврен возымел такой… неожиданный эффект.

По всей видимости, от забористых капель его страшно ломало. Он плюхнулся на диван и, резко закинув ногу на ногу, носом туфли едва не сбил графин с низенького столика. Хрусталь истерично зазвенел. В комнате воцарилось удивленное молчание.

— Извините, — через долгую паузу в тишине произнес Доар.

Он больше не участвовал в общей беседе. Плавил меня призывным взглядом, прикусывал палец и, в общем, вел себя не то чтобы развязано, но в воздухе ощущалось странное напряжение. Через некоторое время стало очевидным, что Доару неможeтся. Старшие посчитали, что пирушку пора заканчивать,и тихонечко удалились. Я запретила себе думать, разойдутся они по спальням или продолжат вечер.

Не сводя с меня потемневших глаз, Доар поднялся с дивана, приблизился к моему креслу и оперся руками о подлокотники.

— Эсса Хилберт, — голос звучал хрипловато, — вы сегодня очаровательны. И это платье…

— Что ты хочешь? — задала я «наиумнейший» вопрос, хотя прекрасно знала, какое именно снадобье плескалось в стакане с совреном.

— Кое-что… — Он выпрямился, повел плечами… и вдруг помахал руками, как крыльями мельницы. — Мне очень хочется на пробежку.

— Чего?

— Знаешь, — он потоптался,изображая бег на месте, — энергия бурлит. На месте усидеть не выходит. Как ты смотришь на пробежку?

— Выпей успокоительных капель, — мрачно посоветовала я и поднялась с кресла, полностью озадаченная.

Я-то полагала, что Доара снедала похоть и даже внутренне подобралась, а он жаждал на ночь заняться утренней разминкой. Ни одной пошленькой мыслишки. Что за странное возбуждающее снадобье прикупила мама? Вернее, что именно оно возбуждало у мужчин? Инстинкт атлета? Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться.

— Может, хоть по дому пройдемся? — предложил он.

— Спать! — приказала я.

Сумасшедший из Доара вышел послушный. Пока я величественно поднималась по лестнице на второй этаж, он бегал туда-сюда. На последней ступеньке вдруг споткнулся и едва не клюнул носом пол.

— Все хорошо! — объявил он, вскакивая на ноги.

— Вижу, — процедила я, поймав себя на мысли, что лучше бы это воплощение «жизненной мужской энергии» потеряло сознание. Честное слово, проще на закорках дотащить до кровати, чем терпеть задорные выкрутасы.

Едва мы вошли в спальню и хлопком в ладоши разбудили живые огни, горгулья, с аппетитом догрызавшая домашнюю туфлю Доара, застыла с куском задника в пасти. Скорее всего, понимала, что сейчас второй туфлей огребет по хвостатому заду.

— Назовем ее Моль! — ткнул благоверный пальцем в мелкую поганку, сидевшую в куче кожаных ошметков. — Иди сюда, Моль!

Она швырнула в обидчика огрызком и вспорхнула к потолку. Сделав над головой ловца стремительный круг, горгулья попыталась выйти в окно. Вмазалась в стекло, вызвав визгливую дрожь оконной рамы,и каменной фигуркой рухнула на паркет.

— Это не Моль, а Вжик! — немедленно объявил Доар. — Летает, жрет все, что в лапы попадется, и убивается о стекла. Муха, а не демон.

— И причем здесь «вжик»? — рассердилась я, поднимая с пола несчастного окаменевшего детеныша.

— Так мухи делают «вжик-вжик». — Он помахал руками,изобрaжая крылья.

— На пробежку! — категорично объявила я, осознавая, что втoрой половине нашего тандема действительно остро требуется свежий воздух. Вдруг в голове прояснится?

На улице подморозило. Стеклянные фонари с живыми огоньками были покрыты снежной пудрой. Я зябко куталась в пальто, а от теплого дыхания в воздух вырывался жиденький пар. Доар нарезал круги вокруг фонтана — ровно на такое расстояние хватало длины поводка. Сначала благоверный хотел бегать по расчищенным дорожкам сада, но я наотрез отказалась от ночной физкультуры. Наконец «атлет» выдохся: затормозил на обледенелой брусчатке, проехав пару шагов,и оперся ладонями о колени.

— Как? — сухо спросила я.

— Получше, — отозвался он, с трудом переводя заполошнoе дыхание.

Светлые боги, а если бы снадобье принял Альдон и пустился мелкой трусцой покорять местный сад? Да старик развалился бы по дороге!

— Теперь мы можем поспать? — взмолилась я.

Для сна специально выбрала ночную сорочку «мечта послушницы монастыря», привезенную мамой. Одеяние походило на плотный балахон в безвкусный цветочėк. Целомудренная длина до пятoк, застежка до подбородка — в общем, настоящая броня специально от мужика, накаченного матушкиными капельками.

Сквозь сон я чувствовала, как Доар ворочался с боку на боку, переворачивался со спины на живот, не находя удобной позы. В середине ночи меня разбудили исключительно странные звуки,тревожащие тишину спальни. Грешным делом решила, что горгулья ожила и взялась за вторую домашнюю туфлю, но ошиблась. Звуки издавал Доар, устроивший импровизированную разминку. Раздетый по пояс, он отжимался на кулаках. Вверх-вниз, вверх-вниз. На его плечах и спине напрягались мышцы. В неярком свете тускло мерцавшего живого огонька қожа блестела от пота.

— Не спится? — сочувственно уточнила я.