Пока смерть не заберет меня

— Знаешь ли ты, что я хочу тебя, Илэр?

Еще бы я это не знал — я это чувствовал, так плотно он ко мне прижимался. Может быть, это девица его возбуждала, но я так не думал. Хотя хотел бы думать именно так.

— Не нужно бояться, — снова интимно зашептал он мне в ухо. — Я не буду брать тебя силой. Больше не буду. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне сам, добровольно.

— Не дождешься, старый извращенец! — зашипел я.

— Многие приходят, — возразил Алан, отталкивая меня. — Придешь и ты.

К нему действительно приходили… но об этом я уже говорил. Множество раз я вынужден был смотреть, как Алан берет мужчину, словно женщину, и каждый раз меня едва не выворачивало от отвращения. Я был уверен, что никогда к нему не приду — за этим. Может быть, он, с высоты своего чудовищного возраста, и не видел уже разницы между мужчиной и женщиной, но для меня этот вопрос оставался принципиальным.

Однако своим интимным признанием Алан открылся мне гораздо в большем, чем он сам думал. Я начал понимать — или же мне так казалось, — всю политику, которую он проводил в отношении меня. Он мог бы сломать меня насилием — и не ломал; мог меня прищучить, добиться полного повиновения, угрожая жизни Мэвис — о существовании которой он, конечно же, знал, и давно, как это вскоре выяснилось, — но ничего не предпринимал. Почему? Потому что претендовал на мою душу, и хотел, чтобы я пришел к нему добровольно. Подчинился добровольно.

Хотя, о какой доброй воле могла идти речь после всего, что было?

Нет, все-таки — нет. Я его не понимал.

Жил я теперь в его квартире. Аврора тоже обитала там, с явным удовольствием деля между нами двоими свое время. Правда, меня она часто укоряла за мрачный вид. Считала, вероятно, что я должен лучиться от счастья, оказавшись первым среди приближенных к Алану лиц. (Кстати: Аврору он никогда не брал с собой в клубы, так что она к числу особо приближенных, видимо, не относилась.)

Еще недавно я считал, что хорошо знаю Алана, что изучил его за пять лет. Оказалось, ничего подобного. Так, мне вдруг пришло в голову, что я никогда не видел его читающим, или слушающим музыку, или спящим… или, вот, работающим. Я знал, что он фотограф, что фотографии его охотно берут самые разные журналы, и хорошо за них платят. Я видел его работы и находил их весьма неплохими — многие цепляли взгляд и надолго задерживали на себе внимание. Но вот с камерой в руках я Алана никогда не видел, как ни странно. На «выездные» сессии он меня не брал; а квартирная студия, сколько раз я ни приходил, всегда пустовала. Теперь же я мог наблюдать помимо Алана-носферату еще и Алана-фотографа. Это было зрелище любопытное, причем гораздо интереснее было смотреть на него в домашней студии, нежели на какой-нибудь тусовке — «общественную» сторону его профессии я примерно представлял, поскольку мои профессиональные интересы лежали в той же сфере. В домашней же студии…

К нему приходили модели, юноши и девушки, все время разные, и он проводил с ними долгие часы, объясняя им, как встать и как повернуться, и какое выражение лица показать; ставил свет и щелкал камерой — и только в эти часы он обращал на меня внимания не больше, чем на свои старые кроссовки. Обычно я сидел на полу где-нибудь в уголке, подтянув колени к груди (уходить мне все-таки не позволялось), и смотрел, как какая-нибудь смазливая девчонка с пухлыми губами крутится так и этак на фоне цветных драпировок, а Алан оглядывает ее оценивающе, без всякого проблеска живого интереса в черных глазах, и жестами показывает, как повернуться. И вот что меня удивляло: столько красивых, молодых людей мелькало перед ним, и ни с кем из них он даже не пытался заигрывать! Это Алан-то! В ответ на многообещающие улыбки молоденьких девушек он только корчил серьезные рожи. Про юношей и говорить нечего — Алан обращался с ними как с ходячими куклами, желая только добиться от них наиболее эффектных поз и проникновенных взглядов.

Однако позже, присмотревшись, я заметил кое-какие из этих молодых «дневных» лиц среди ночной клубной свиты Алана. Вероятно, это были те, которые "приходили сами"… Мне было жутко интересно знать, какие слухи ходили об Алане в профессиональной среде. Но мне их, конечно, никто не считал нужным сообщать.

…Два месяца я не видел Мэвис и не говорил с ней. Не раз и не два она звонила мне на мобильник, но я неизменно сбрасывал ее звонки. Она решила, что чем-то меня обидела; об этом я узнал от Кристиана, с которым несколько раз говорил по телефону. Отчаявшись пробиться ко мне, Мэвис обратилась за помощью к нему… Нашим с Кристианом разговорам Алан не препятствовал и не пытался вмешаться, но все равно — что я мог рассказать о себе в его присутствии? В основном я слушал. Мое молчание говорило Кристиану многое, он очень за меня тревожился, а мне нечего было сказать, чтобы его успокоить.

— Илэр, — сказал он однажды, — разреши объяснить ей твое положение.