Пока течет река

Он не забыл о Чертовой плотине. Он заранее прикидывал, как обогнуть ее волоком, и гадал, найдутся ли помощники на берегу. Но ему был известен и другой способ. В зимнюю пору перепад уровней воды там бывает минимальным, а то и вообще никакого перепада… Он знал, как надо проходить плотину: точно нацелиться в створ, сложить весла (но быть готовым сразу пустить их в ход на той стороне, выравнивая лодку) и одновременно быстрым движением откинуться назад, распластаться ниже кромки бортов. Чуть зазеваешься, и получишь в результате либо разбитую голову, либо сломанные весла, либо и то и другое в комплекте. Но Генри не был новичком в таких вещах. Он уже проделывал это раньше.

Тогда что же пошло не так? Завороженный рекой, он поддался эйфории – вот в чем была ошибка. Но и тогда еще он бы мог справиться, если бы – теперь он это вспомнил – не совпали по времени три обстоятельства.

Во-первых, как-то совершенно незаметно для него день подошел к концу и сгустились сумерки.

Во-вторых, его взгляд вдруг зацепился за что-то странное – он не успел понять, что именно, – и это отвлекло его как раз в тот момент, когда требовалась предельная концентрация внимания.

Третьим обстоятельством стало появление Чертовой плотины. Прямо перед ним. И совершенно внезапно.

Течение подхватило лодку, он поспешно откинулся назад, река вздулась мощными бурунами, перекрытие плотины – черно-мокрое и монолитное, как цельный ствол дерева, – нацелилось ему в переносицу, и он даже не успел охнуть, как…

Он постарался более-менее связно изложить все это медсестре. Сказать нужно было многое, а собственный рот стал ему чужим, каждое слово складывалось с трудом и долго искало выход наружу. Начал он медленно и неуклюже, восполняя пробелы в речи жестами. Иногда Рита предугадывала, что он хочет сказать, и заканчивала фразу за него, а он мычал в подтверждение. Но постепенно он осваивал новую артикуляцию звуков, и речь становилась более живой и связной.

– Значит, там вы ее и нашли? На Чертовой плотине?

– Нет. Позднее.

Он очнулся в лодке под ночным небом. Холод притупил боль, но инстинкт подсказывал, что он серьезно ранен. Чтобы выжить, надо было срочно добраться до теплого сухого места. Очень осторожно, чтобы не уйти с головой в ледяную воду, он перелез через борт и нащупал ногами дно. Именно тогда он и увидел что-то белое, плывущее прямо к нему. В следующий миг он понял, что это тело ребенка. Он вытянул руки вперед, и река аккуратно вложила в них свою ношу.

– И вы сочли ее мертвой.

Он издал утвердительный звук.

– Хм… – задумчиво выдохнула она и отложила возникшую мысль на потом. – Но как вы добрались от плотины до этого трактира? Человек с такими травмами на поврежденной лодке – в одиночку вы бы не справились.

Он покачал головой, сам не понимая, как это произошло.

– А что там со странной вещью, которую вы увидели, подплывая к Чертовой плотине?

Воспоминания Донта складывались не столько из движущихся образов, сколько из множества последовательных картин. Он отыскал одну: бледная луна над рекой. Потом другую: близкий массив плотины на фоне темнеющего неба. И там было что-то еще. Он напряженно сморщился, и это откликнулось болью в разбитом лице. Обычно его память, подобно фотографической пластине, отображала четкие очертания предметов, детали, оттенки, ракурсы. Но здесь он обнаружил только расплывчатое пятно. Это напоминало неудачную фотографию человека, который вместо того, чтобы замереть в определенной позе, беспрестанно шевелится во время пятнадцатисекундной выдержки, которая нужна для создания иллюзии мгновенного снимка. Как бы он хотел вернуться в прошлое и заново пережить тот момент, растянуть его и замедлить, чтобы мутное пятно на сетчатке успело превратиться в нечто узнаваемое!

Он раздраженно тряхнул головой и снова вздрогнул от боли.

– Это был человек? Возможно, кто-то видел, что случилось, и помог вам?

Могло такое быть? Он ответил слабым, неуверенным кивком.

– На берегу?

– Нет, на воде.

Вот в этом он был уверен.

– Может, речные цыгане? В это время года их полно в наших краях.

– Там было что-то одиночное.

– Гребная лодка?

– Нет.

– Баржа?

Для баржи объект был явно маловат, едва заметен…

– Может, плоскодонка? – Едва он высказал вслух эту догадку, как образ в его памяти несколько прояснился: то было низкое вытянутое судно с долговязой фигурой на корме…

– Да, похоже на то.

Он услышал смешок медсестры.

– Советую не напирать на это в разговорах с местными. Они подумают, что вы встретили Молчуна.

– Кого?

– Молчуна. Паромщика. Говорят, он спасает людей, попавших в беду на реке. Если только не настал их срок покинуть этот мир. Тех же, чей срок настал, он переправляет на обратную сторону реки.

Последние слова она произнесла комически-мрачным тоном.

Он усмехнулся, но боль в разорванной губе тотчас подавила смех.

Шаги. Влажная ткань, легонько прижатая к его лицу. И ощущение приятной прохлады.

– Лучше вам повременить с разговорами, – сказала она.

– Сами виноваты. Не надо было меня смешить.

Однако тема его заинтересовала.

– Расскажите мне про Молчуна.