Пока цветет лотос

— Я же сказал: хочу попрощаться с женой. Ты ведь знаешь, как я ее люблю. Раз в тюрьму готов сесть, лишь бы Стефания осталась на свободе.

— Тогда капитуляция будет подписана на моей территории. Усек?

— То есть у тебя дома? Или в офисе?

— Приезжай в офис, — услышал я после паузы. — До моего дома далеко. Пока далеко, — сказал он с намеком. — И полиция подъедет. Адрес найдешь на почте у жены. Или у самой Стефании спроси.

— Спрошу. Во сколько мне приехать? — Надо сделать вид, что я смирился со своей участью.

— А как тебе удобно? — Он еще и издевается!

— Я бы хотел закончить все свои дела на работе.

— Зачем тебе это?

— Хочу оставить тебе хозяйство в полном порядке. Кто знает? Вдруг ты захочешь сесть в мое кресло исполнительного директора?

— А что? Мысль! Ладно… Ради такой хорошей работы… Надоело в шестерках ходить. Эх! Побуду директором! В шесть часов. Потому что в восемь я ужинаю с твоей женой. Сдам тебя полиции — и в ресторан, отмечать. А там и ночь любви… — он аж причмокнул.

— Идет.

«Возьми себя в руки. Муркин тебя провоцирует. Не все у него срастается, поэтому ему нужно твое признание. Не хочет он, чтобы менты ныряли в пруд. И правильно! Усыпи его бдительность, сделай вид, что завтра подпишешь капитуляцию. Главное, не хами». И я сдержался.

— Бывай, Воронцов, — насмешливо сказал он. — Было приятно иметь с тобой дело. Мужик ты сговорчивый. — И Муркин первым дал отбой.

Хотя меня трясло от бешенства, я нашел во всем этом и положительный момент. Ох, сколько у меня времени! Сутки! Царский подарок! Обо всем остальном покамест надо забыть.

Помнится, супруга моя, на йоге помешанная, про лотос рассказывала. Про цветок и почему так поза называется, в которой медитируют. Я запомнил только, что цветет он всего два дня. Наверное, потому, что такой особенный и очень красивый. Так вот: времени у меня, пока цветет лотос. Иначе я тоже отцвету. Причем навсегда. Да и Стефании без меня придется несладко.

И я тут же запустил секундомер. Первым делом вызвал к себе Свету.

— Да, Андрей Ильич?

— Проходи, садись.

Пока она шла к моему столу через весь кабинет, я успел ее разглядеть, включая детали. Плачу я ей, как директору завода, а по одежде моей секретарши этого не скажешь. Где она их берет, эти бесформенные юбки и блеклые кофты, по виду словно из бабкиного сундука? А ведь Светка не толстая. Фигура у нее очень даже, не считая ног. Лицо, да. Но возможно, это из-за брекетов и нелепой прически. Куцая косичка мышиного цвета. Плюс очки. Толстые стекла значительно уменьшают глаза, а тяжелая оправа на узком лице смотрится нелепо. Все равно что на таксу надеть лошадиную упряжь. Зачем Светлана так себя уродует?

Она села в кресло напротив меня, открыла блокнот и нацелилась в него ручкой:

— Я вас слушаю.

— Когда свадьба?

От удивления она едва не выронила ручку.

— Свадьба?

— Ну, твой парень. Ты еще собиралась беременеть. Что, уже?

— Нет, — сказала она растерянно. — Я не беременна, Андрей Ильич.

— А ведь тебе уже двадцать пять.

— Двадцать шесть. В прошлом месяце исполнилось.

— Тем более. Кстати, почему мы это не отмечали? Твой день рождения?

— Так ведь дата не круглая. А подарки вы мне и так постоянно дарите.

— Исполнительная, нетребовательная, незаменимая… Света, почему? — Я посмотрел на нее в упор.

Мало кто может выдержать мой взгляд, вот и Светка опустила глаза. Смутилась и промямлила:

— Это моя работа.

— Ты меня либо остервенело ненавидишь, либо безумно любишь. Скажи, я не обижусь.

Она молчала.

— Так. Скорее второе, чем первое. Судя по твоему молчанию. Или я ошибаюсь?

— Мы слишком много времени проводим вместе, — сказала она, поднимая глаза. В них было отчаяние и… еще что-то. Чего я, убей, не понимал. — Это должно пройти. У меня действительно есть жених. Я вас не обманываю. Просто… Вы мужчина, рядом с которым приятно находиться. Мне ничего не нужно, я лишь рада, что хожу на работу с удовольствием. Мой шеф не урод какой-нибудь, а интересный мужчина, не самодур, не бабник, хотя, наверное, лучше бы вы были бабником. У меня есть подруги, их послушать — так работа каторга. А для меня нет. Мы ведь проводим на работе полжизни, а то и больше. Одно дело — мучиться с утра до вечера, считая минуты, другое — радоваться, открывая поутру дверь в кабинет своего начальника. Я радуюсь. Я вам за это благодарна и о большем не мечтаю.

Похоже, она говорит правду.

— Света, я попал в скверную историю. Этот разговор не просто так. Я хочу понять, кто из моего окружения меня предал?

— Вы хотите сказать, что я… — она вдруг расплакалась. Натурально разревелась! Слезы ручьями потекли по лицу!

Я растерялся. Нет, так врать невозможно. Похоже, я здорово ее обидел.

— Когда вы пропали, мне хотелось умереть, — сказала Света, пока я шел за стаканом. Ей надо выпить воды и успокоиться. Мне тоже. Девчонка служила мне верой и правдой, а я заподозрил Светку в предательстве. — Спасибо, — всхлипнула она, беря у меня стакан.

Какое-то время она пила воду, а когда стакан опустел, вытерла слезы и спросила:

— Чем я могу помочь? И что за история?

— Меня обвиняют в убийстве.

— В убийстве?!