Пока цветет жасмин (СИ)

— Послушай меня, Орабель, всё будет хорошо. Начиталась… Никакой гильотины тут нет. Мы же не в средневековой Европе. Здесь нет святой инквизиции и тому подобного. Это же Рай. Ничего не будет. Мы выдержим всё, что угодно Рафаилу. Любые испытания, поняла? Наша любовь сильнее смерти и она нас будет хранить. Тем более посмотри на Палами и Люцифера. Они вообще взаперти сидят, в темнице, из которой нет выхода, и страдают уже полгода. Но они справятся… Я знаю старшего брата и знаю, что он никогда не сдается. Он сильный, хитрый и ловкий. Его тяжело сломить. И меня тоже. Этому он и меня учил, ещё когда мы были совсем детьми. Маленькими такими ангелочками с красивыми белыми крыльями.

— Куда ещё хуже, Габриэль? Люциферу не грозит смерть! Он в заточении, но он знает, что с его Палами ничего не будет… А Палами знает, что Дьявола не повесят или не убьют. А я не знаю, что будет с тобой! И от этого мне хочется стонать! — вскричала Орабель.

И она закрыла лицо ладошками, прижалась к жениху и стала его целовать… В его объятьях было тепло и уютно, и от этого становилось ещё гаже на душе. Самое худшее для них было это прощание. Он знал, что этот час почти пролетел, и что дело близится к финалу. И что это было последнее прощальное свидание, свидание перед казнью.

— Так, давай просто помолчим и успокоимся, хорошо? — Он взял себя в руки, понимая, что нужно быть сильным. — Всем влюбленным матушка Судьба готовит испытания, и другой вопрос, как выдержать их. Но если нам дала Атропос трудности, мы должны всё преодолеть.

— Габриэль! Я люблю тебя… И после смерти буду любить. Ты самое дорогое, что есть у меня. Ты подарил мне счастье и радость, подарил мне жизнь. Знаешь, как поют в песне?

I hear the bell when it rings each night

I turn my face to the sky

I hear the bell as it calls out

To those between heaven and sky

From mountaintop to mountain high

Through valley far, valley wide

The angels sing and the angels cry

In between heaven and sky.

Она, всхлипывая, запела, а он только зачарованно слушал последнее пение возлюбленной. И от этого ещё больнее становилось. Впервые веселый сладкоежка, задорный весельчак и Фокусник, любящий преподавать уроки «напыщенным идиотам» был хмурый и задумчивый. Он был бессилен перед Судьбой и перед старшим братом, и знал это.

— Прощальная песня? — Он посмотрел на ангелессу и прикрыл глаза.

Архангел заметил, что дверь в зал стала открываться.

«Ну, вот и всё!» — подумал, сильнее прижимая к себе любимую.

— Габриэль, — прошептала Бель, коленки которой затряслись от страха и неизвестности перед будущим.

— Орабель, послушай меня. Чтобы не случилось, обещай мне, что ты будешь меня любить и сохранишь нашу любовь. Что ты будешь сильной и не сдашься, обещаешь мне? Представь, что ты Мария-Антуанетта…

— А ты Людовик?! Мария-Антуанетта? Она оплакивала труп мужа после казни! Её мужу отрубили голову! А саму её бросили в темницу и казнили на рассвете! — От слова «казнь» она поморщилась.

— Плохой пример, — прошептал Габриэль.

На последних словах, произнесенных архангелом, скрипнула дверь, и вошел Рафаэль. Габриэль холодно смотрел на брата, а в душе его загоралась искорка гнева и разочарования.

— Ну, попрощались? Я думаю, часа вам было достаточно, — холодно заговорил старший архангел, проходя на середину комнаты.

А далее она просто не выдержала. Одержимая ненавистью, гневом и безумием, немного спятившая девушка отошла от жениха, резко оттолкнув его. Оба архангела удивленно смотрели, что задумала ангелесса, а та в свою очередь подбежала к Рафаилу и… Ударила его по лицу. Не ожидавший такого, он отлетел к стене и больно ударился. Потом посмотрел на свою руку, которая была в крови, и потрогал разбитую губу.

— Совсем спятила?! — вскричал Рафаэль, в руках которого появился архангельский клинок.

Видя такое, Габриэль попытался применить хоть какую-то свою способность, чтобы спасти невесту, но ничего не вышло. Оковы на его руках блокировали любые способности и причиняли ему боль. Он понимал, что сейчас каждая минута не счету, но он бессилен.

— Твою мать, — лепетал Габриэль, пытаясь выбраться из цепей. — Давай же… Полный попадос. Ещё и Орабель. Она самоубийца. Как же вы работаете? Точнее, как снимаетесь? Есть же какие-то лазейки. Не может быть, чтобы нет… Как их снял Люцифер?

А тем временем Рафаэль, отлетев ещё на три метра благодаря телекинезу ангелессы, поднялся с земли и потер ушибленную голову. Его глаза наполнились злобой и местью. Архангел сжал руку в кулак, и девушка упала на колени. Она стала задыхаться и закашлялась, но на этом темнокожий не остановился. Он выставил ладошку, и та загорелась белым светом. Орабель повалилась на пол, и из носа хлынула кровь.

— А-а-а-а, давай же… — Сладкоежка видел, что делал старший брат с его невестой, но сделать ничего не мог.

Оковы полностью сковывали любые движения и не давали ему даже подойти к возлюбленной.