— Да. Знаешь, Люцифер, я в детстве любила смотреть на звезды. У меня не было на это особого времени, но я все равно любила созерцать их. Я тогда вспомнила стих, который мне рассказывала мама. Он называется «Под покровом летней ночи». Кстати, Люцифер, посмотри на удивительное небо. Тебе не кажется, что это ночное светило похоже на ковш с ручкой. Их семь. Вот смотри.
Падший внимательно посмотрел на звездное небо, а потом на Палами.
— Похоже… Моя ты умная девочка…
Он встал с травы и сладко поцеловал возлюбленную. Палами заулыбалась и поддалась желанному поцелую Люцифера.
— Хочешь секрет? Знаешь, почему это созвездие назвали Большой Медведицей? Я когда-то задал такой вопрос Габриэлю, а он ответил, потому, что она похожа на медведя. Я засмеялся тогда и сказал, что младший братишка ошибается. Есть легенда о критских нимфах, которых младенец-Зевс также превратил в медведиц, пряча от Кроноса, а потом перенёс на небо в виде Большой и Малой Медведиц. Вот поэтому его так и называют.
— Интересно… Люц, мне так с тобой хорошо…
— Я знаю, милая, — прошептал архангел, убрав прядь волос с лица девушки.
— Люцифер, а расскажи про Карфаген…
Я не сводила глаз с дождивой погоды. Над домом летают птицы. Везет им… Они свободные, вольные, они не в клетке… А я… Я не такая… Я лишена свободы и нет воли. Но не это меня тревожит. Самое страшное — Люцифера рядом нет.
Палами сидела на подоконнике и выводила пальцем, на запотевшем стекле, буквы. Просто слова… В этот день она немного поругалась с Люцифером.
— Палами? — Послышался шепот за спиной демоницы.
— Что? — вопросительно поинтересовалась она, продолжая рисовать.
— Ты помнишь?
Пройс грустно улыбнулась и произнесла:
— Помню, Люцифер.
Дьявол подошел к девушке, взял ее подбородок двумя пальцами и повернул в свою сторону.
— Можно я попробую?
— Ты как ребёнок, Люцифер. Попробуешь порисовать?
— А я и есть ребёнок, — с ещё большей улыбкой ответил он и нежно взглянул на демоницу. — Нет, просто попробую…
Она улыбнулась. Люцифер потянулся к ней, нежно коснулся ее губ своими. Она слезла с подоконника и полностью расслабилась, доверившись ему…
— Я тебя люблю, — осторожно прошептал Люцифер сквозь поцелуй.
— Я знаю, Люцифер. — Девушка отстранилась на секунду, взглянула в его голубые глаза и рассмеялась.
— А теперь я порисую с тобой на стекле, — весело проговорил Светоносный, нарисовав пальцем на стекле вилы.
Палами взглянула на рисунок любимого и засияла от счастья.
Недавно стоило протянуть к любимому руку, и он через мгновенье обнимает тебя, а сейчас его образ пропадает на моих глазах. Когда он касался меня, даже мимолетно и случайно, по моему телу пробегал разряд тока. Он заставлял меня улыбаться и радоваться пустякам. А его голубые глаза настолько пронзительны, что мое сердце трепетало, когда он смотрел на меня.
Взглянув на погоду за окном, я осознала, что она под стать моему отвратному настроению. Сильный ветер вырывает с корнями деревья, так же, как Михаил оторвал меня от любимого, и мое сердце от адской боли разрывается на части.
Смахнув слезинку, я вспомнила, как Люцифер обнимал меня, так трепетно и осторожно, будто я испарюсь, или растаю в его объятиях. Как он меня целовал, нежно, с решительностью, с жадностью, будто меня у него отберут.
Я открыла окно. Парижский ветер проник в комнату, но я не почувствовала его. Мне было жарко. Мое лицо горело от слёз.
Совсем недавно я могла свободно бегать по траве за руку с Люцем, звонко смеяться, утопать в его объятьях, чувствовать его дыхание и сердцебиение, а теперь… Теперь все рухнуло и пропало, как сон… Как будто ничего и не было.
— Все сидишь? Может поешь?
По голосу я узнала, кто решил посетить мое заточение. Я даже не взглянула на Михаила.
— Что тебе надо? — холодно спросила я и начала снова вытирать слезы.
— Палами, не изводи себя! — нравоучительно начал Михаил и стал медленно приближаться ко мне. — Я тебе снова объясняю, что Люцифер должен умереть. Если он умрет, то не случится Апокалипсиса, и не будет катастрофических последствий. И человечество не пострадает.
— Да? Никто не пострадает? А как же Люцифер? Как же я? Я ведь люблю его, а ты у меня отбираешь мое счастье. — В порыве гнева я спрыгнула с подоконника и на пару шагов приблизилась к архистратигу. — В конце концов, Михаил. Твое сердце тоже страдает и рвется на части, от того что в скором времени ты причинишь боль самому дорогому тебе человеку!
После моих слов взгляд старшего архангела изменился. Он наполнился любовью и добротой, но после того как архистратиг медленно закрыл глаза, а потом их открыл, взгляд снова стал холодным и равнодушным.
— Таков приказ Отца, — ровно сказал Михаил, смотря в глаза. — Я выполню его, Палами.
Сердце больно сжалось, и я, не выдержав последних слов, в порыве злобы, схватила со столика раритетную вазу и швырнула ее в Михаила. Издав жалобный звон, ваза разлетелась на десятки осколков. Подняв взгляд туда, где стоял архангел, я заметила, что деверь исчез.