Аманда наконец-то поняла: Алексис не хочет, чтобы Малон слышал их разговор. Ей пришлось напрягаться, чтобы разобрать каждое слово, произнесенное свистяще-шипящим голосом, но она ни за что на свете не придвинулась бы к нему даже на сантиметр.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Аманда. Не бойся, я не трону мальчишку. Хотел бы, давно бы все сделал и облегчил себе жизнь. Да, я опасный тип, дрянь, негодяй, можешь продолжить, если хочешь, но детей не убиваю.
Он сдвинул очки на лоб и посмотрел на женщину своими узкими змеиными глазами, надеясь рассеять ее страхи.
Нет, она не может ему доверять!
Зерда передвинул руку ей на бедро. Провел ладонью по джинсам. Дешевым. Купленным за десять евро на рынке.
«Рефлекс, – подумала Аманда. – Привычка. Форма вежливости». И аккуратно отстранилась. Молча. Не тратя слов.
Он ухмыльнулся, продолжая следить за дорогой.
– Я не такой, как Димитри. Не обижаю малышей.
Алексис пошарил в бардачке, достал из-под карты фотографию и подтолкнул к Аманде:
– Забрал, перед тем как мы ушли. Димитри принес. Узнаешь?
– Ты должна поговорить с мальчиком. Будет лучше, если он все узнает от тебя, а не от легавых. Мне плевать, я буду далеко.
Аманда посмотрела на пейзаж за новым домом, окруженным карликовыми изгородями, перевела взгляд на Зерду.
– Подумай над моими словами, хорошенько подумай. Малон должен понять, что произошло. Вряд ли они оставят его с тобой, сама понимаешь…
Он нажал на кнопку, сделав громче, и рояль Фредди уступил место гитаре Брайана Мэя[71]
.Мозг Аманды работал без сбоев. Он выдержал падение с десятиметровой высоты, не сломался, когда на него обрушились три с половиной тонны груза, и не сгорел в адском пламени.
Ее память не пострадала. Обычная фотография всколыхнула картины прошлого, хранившиеся в голове, как данные, записанные на DVD, который прячут от чужих глаз в глубине ящика.
Это случилось десять месяцев назад.
23 декабря.
Перед ее мысленным взором мелькали картины прошлого. Рождение Малона. Малон ползает по коврику у двери детской, на втором этаже. Малон в парке. Его первые шаги. Первые слова. Первые зубы. Плач Малона. Смех Малона. Постоянный страх за него. Малон был бесстрашным сорванцом, вечно куда-то карабкался, а Аманда старалась оградить его от всех опасностей. Когда Малон лежал в кроватке, она поднимала решетку. Если сидел на своем высоком стульчике, пристегивала его ремнями. Верхнюю и нижнюю площадку лестницы придумала оборудовать калитками, которые они с Димитри всегда закрывали за собой.
Она нервно сжимала в руке снимок, который дал ей Зерда, и лицо ребенка двигалось, как живое.
Аманда вспомнила, как выронила корзину с бельем и страшно закричала, увидев тело Малона у подножия лестницы. Димитри стоял на верхней ступеньке со стаканом виски в руке. Она велела ему следить за сыном, а он потом сказал, что «не заметил»…
«Скорая». Надежда. Ожидание.
Диагноз.
Несколько часов в коме. Черепно-мозговая травма. Малон не умрет.
Насчет всего остального – полная неизвестность, нужно подождать.
Одиннадцать дней спустя они покинули частную клинику Жолио-Кюри. Никто – ни соседи, ни кузены, ни друзья – ничего не знал о случившемся, свидетелей их позора не было, ни одна живая душа не могла догадаться. Все думали, что Мулены уехали на праздники в Бретань, посмотреть на Мон-Сен-Мишель[72]
, крепостные стены и форты в соседнем городке Сен-Мало, Большой аквариум[73]. Потом они все объяснят, успеется.Возвращение в Манеглиз, с Малоном.
Осложнения…
Сорви-голова Малон теперь все время сидит на своем стуле, пристегнутый ремнями. Храбрец Малон не может сам одеться, поесть, даже пописать. Малон, которому так нравилось познавать мир, теперь способен двигать лишь глазами и видит только крошечные вещи – мух, муравьев, бабочек. То, что движется совсем рядом с ним.
Все остальное, настоящую живую жизнь, он не замечает. Цветы, деревья, машины для него не существуют.
Как и его мать.
Аманда погладила указательным пальцем грустное лицо мальчика на фотографии. Его сняли после визита в парикмахерскую. Прямая челка до середины лба, клетчатая рубашечка чуть маловата. Странно, но он не кажется ей красивым. Глаза невыразительные, слишком близко посаженные, нос широкий, как у Димитри. Она повернулась к Зерде, прикрыв фотографию рукой, чтобы не увидел Малон.
Фредди все пел и пел. Какая-то бесконечная песня. Самая длинная в репертуаре
Аманда говорила о несчастье только с профессором Лакруа, он заведовал отделением в клинике Жолио-Кюри, где обследовали Малона. Она решила дождаться, когда сыну станет лучше, и уж тогда все рассказать окружающим, описать, через какие испытания пришлось пройти.
По словам Лакруа, у них было 15 % надежды на полное исцеление Малона. Если жизнь обманет и перевесят те 33 %, которые грозят резким ухудшением, она закроет ставни, забаррикадируется в доме и больше не промолвит ни слова.