Пока ты не спишь

17 января 2015 года она получила очередное письмо из клиники Жолио-Кюри, в котором сообщалось, что ее сыну осталось жить несколько недель, потому что трещина у него в мозгу увеличилась. В тот день Димитри ничего не сказал. Просто ушел.

И вернулся вечером.

С мальчиком. Чужим, «на замену» приговоренному, который спал в своей комнате на втором этаже.

Можешь получить его… если хочешь.

Сначала Аманда сочла это безумием. Она ничего не поняла в истории о приятеле, с которым муж не виделся тысячу лет, но «Алексис – так его зовут – готов оказать нам услугу. Она будет взаимной, что-то вроде обмена». Димитри произносил слова, которые пускают в ход, торгуясь с соседями на гаражной распродаже.

Только речь шла о ребенка. Их ребенке.

«Это временно, всего на несколько недель, ну, может, месяцев, пока не закончится траур, не уйдет боль. Антидепрессант, ребенок в доме, которому нужна мать, он смеется, хочет играть, ждет ласки…» С этого Димитри начал, но быстро понял, что выбрал неверную стратегию. Сообразил, хоть и был придурком. Аманда на мгновение вспомнила мертвое тело мужа на полу в кухне. Временно… По большому счету, Димитри оказался прав. Ему оставалось жить несколько месяцев, он уловил предостережение свыше.

В тот вечер он все-таки нашел нужные слова – единственно верные, способные заставить Аманду изменить мнение, согласиться на дьявольский план.

Может, нам даже удастся оставить его…

Аманда начала задавать вопросы много позже. Она хотела узнать историю ребенка, упавшего с неба, чтобы заменить того, что упал с лестницы. Ей нужно было понять, почему мальчику понадобилась защита, зачем мать и отец решили отдать его – пусть и на некоторое время. А если Димитри сказал правду, значит, они готовы расстаться с сыном навсегда.

Может, нам даже удастся оставить его…

Аманда колебалась. Какой же дурой она тогда была! Но если бы отвергла предложение Димитри и Алексиса, никогда бы не почувствовала теплой ладошки маленького мужчины в своей руке, не услышала стука его сердца у своей груди, он ни разу не ткнулся бы влажными губами ей в щеку.

К счастью, она сдалась, уступила, поняв, что судьба дает ей второй шанс.

Малон был обречен. Уже несколько недель он «разговаривал» только со своими проклятыми насекомыми – общался с помощью невидимых антенн или телепатически, но не выражал никаких чувств. Ни радости, ни боли. Врачи объяснили ей, что множество таблеток, которые принимает мальчик, не могут ни смягчить боль, ни зарастить проклятую трещину. Лихорадка, мигрени, бред. Варолиев мост рушился. Беззвучно, безболезненно.

Возможно, было бы лучше, чтобы Малон отправился на небо, вырвался из кокона страдания, а его мать начала воспитывать другого ребенка, оберегая и защищая его. Сегодня это так ясно, так очевидно.

Море лизало гальку. Интересно, сейчас прилив или отлив? Судя по отсутствию на сваях влажных следов и липких водорослей, вода прибывает. Нужно прибавить шагу.

* * *

Наконец они внизу, остается преодолеть бетонный парапет. Аманда хотела помочь сыну, но он увернулся, сам забрался на бортик и только после этого снова дал ей руку, не показав лица из-под капюшона.

Маленькая обезьянка…

Конечно, сказала она себе, плача перед стулом, на котором спал Малон, пуская слюни и писая под себя, равнодушный, как умирающее животное. Конечно, она не будет любить нового ребенка так же сильно, но, взяв его, попробует искупить свою вину, доказать, что может быть хорошей мамой – отважной и внимательной защитницей, и ее сын будет гордиться ею там, куда попал, где нет страданий.

До галечного пляжа внизу было не меньше метра. Она сжала ладошку сына.

Сильно. Слишком сильно.

Он не заплакал. Он никогда не плакал.

Она тогда не представляла, как сильно полюбит этого другого мальчика, которого должна была звать именем сына.

Он был умным и застенчивым фантазером, этот малыш. Именно таких мужчин она и любила – могла бы любить, представься случай. Милый, серьезный, любящий стихи и всякие выдумки, он больше интересовался ракетами, чем машинами, волшебные палочки предпочитал саблям, а драконов любил больше собак.

Она была готова ради него на все, хотя он не любил ее, вернее, любил, но не как маму. Ничего, это придет. Со временем. А если времени не хватит, если она умрет ради него, он будет любить ее через призму воспоминаний.

На мгновение, даже не оглянувшись на Зерду, она взмолилась, чтобы соленый туман, липнущий к коже, сделал ее желанной.

Они медленно брели по берегу. Вода быстро поднималась, перекатывая гальку, утягивала камешки в море и возвращала назад. Малон не спускал глаз с домов, выглядевших заброшенными.

Зерда прошел вперед, указав взглядом на третий дом со сломанными ставнями. На Аманду он не обратил ни малейшего внимания, больше того – нарочито проигнорировал, наклонился к Малону и заговорил с ним доверительным тоном, как будто матери не было рядом: